Доклад
Преосвященного Серафима, епископа Бобруйского и Быховского,
первого проректора Института теологии
Белорусского государственного университета
«Молодые и пожилые люди: необходимая встреча
между поколениями»
Международная конференция Общества святого Эгидия
Сараево, 10 сентября 2012 года
Позвольте сердечно приветствовать всех вас от лица Предстоятеля Белорусской Православной Церкви Высокопреосвященного Митрополита Минского и Слуцкого, Патриаршего Экзарха всея Беларуси Филарета. Его Высокопреосвященство передает глубокую признательность Обществу святого Эгидия за приглашение на нынешний форум в Сараево. Патриарший Экзарх принимал участие в нескольких предшествующих встречах и всегда с признательностью вспоминает удивительную атмосферу взаимопонимания и живую дискуссию по самым актуальным проблемам, волнующим верующих людей.
Высокопреосвященный Митрополит Филарет передает братское приветствие Предстоятелю Святой Сербской Православной Церкви Святейшему Патриарху Иринею, Блаженнейшему Архиепископу Кипрскому Хризостому, председателю Папского совета по делам семьи архиепископу Винченцо Палья, всем добрым друзьям из общества Святого Эгидия. Патриарший Экзарх сердечно приветствует профессора Андреа Риккарди, профессора Адриано Рокуччи и всех членов организационного комитета, которые из года в год самоотверженно и бескорыстно трудятся над тем, чтобы очередная международная встреча такого уровня стала событием в общественной жизни Европы.
Сегодня хотелось бы поразмышлять вместе с вами о вызовах, которые стоят перед христианской семьей, и, в частности, об отношении к проблеме старости.
Сейчас много говорят о том, что семья переживает глубокий кризис. Об этом не перестают напоминать педагоги и врачи, об этом вещают политики и проповедуют священники. Все говорят о некой эрозии семьи как ценности, и фоном для этих тревог становится всеобщее усугубление экологических проблем. Мы наблюдаем небывалый рост социальных сетей и других форм коммуникации, исключающих физический контакт, — но одновременно налицо страшная беда нашего общества: ОДИНОЧЕСТВО!
Любовь к ближнему, а вместе с ней и всякая заинтересованность в ближнем основана на нашем представлении о человеке как Образе Божием. Но чего стоит эта любовь и заинтересованность в том обществе, где, по слову Ницше, «Бог умер»? Традиционное для Европы понимание семьи основано на определенных догматических представлениях о Троице и Церкви, — но разве это понимание не «зависает в воздухе», когда общество утрачивает связь со Святыней? В таком обществе борьба с одиночеством нередко может превратиться в борьбу человека с самим собой, которая чревата самоубийством — как в прямом, так и в переносном смысле.
Церковь, как мы это видим на многих исторических примерах, чуть ли не с самого первого дня своего существования вынуждена была отстаивать идею семьи. Притом защита семьи происходила в двух противоположных направлениях. С одной стороны, приходилось бороться с проповедью обязательного тотального воздержания, преподносившей физическую близость супругов, а также чадородие как грех и осквернение. С другой стороны, это было нелегкое противостояние тем, кто проповедовал половую вседозволенность, а вместе с этим — категорическое неприятие монашества. В результате этой борьбы Церковь осудила эти две крайности как ересь, утвердив тем самым брак и монашество в качестве непременных, вечных оснований христианского сообщества. Надо сказать, что ереси, исходящие из поврежденного понимания брачной жизни, до сих пор пытаются проникнуть в церковное сознание, — но это уже иная большая тема.
Много святых отцов говорили о святости брака. Многие святые отцы говорили о том же, но уже по отношению к монашеству. Брак и монашество своей главной целью имеют целомудрие. В русском языке это слово образовано на основе двух корней. Целость и мудрость — цельная мудрость, противостоящая всякой разобщенности и разъединению человека с Богом, с ближним, с миром, с самим собой. Брак и монашество — два разных, но равночестных пути, на которых никто не должен превозноситься над другим (см. постановления Гангрского собора, Х), и они сходятся воедино во всеобщности цели спасения. Всякая разобщенность в чем-то сродни антицерковности, поскольку Церковь есть Экклесия, Собрание. Поэтому и брак, и монашество суть способы интеграции в Единое Тело Христово.
В общем, все мы составляем единую христианскую семью, и вся наша Великая Церковь состоит из семей малых: как из домашних церквей, так и из монашеских сообществ.
Здесь стоит подчеркнуть простую, но важную вещь: тема семьи значительно шире темы брака. Не только супруги создают семью — семьей нужно назвать монашеские и приходские общины, да и другие коллективы, члены которых имеют общие жизненные интересы.
Когда христианин и христианка заключают брак, то обычное человеческое намерение всю жизнь жить вместе, поддерживая друг друга, они одухотворяют верой в Бога, которая только и может очистить, освятить и укрепить личность в христианской семье. В таком случае семья становится инструментом действий Божественного Промысла, главная идея которого — совершенство и вечное блаженство супругов. На языке Священного Писания это состояние называется спасением. Именно его имеет в виду апостол Павел, когда говорит: Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа? Или ты, муж, не спасешь ли жены? (1 Кор. 7: 16). Итак, христианская семья не является всего лишь естественным установлением ради упорядочения природных инстинктов человека. Она — не просто «ячейка общества», возникающая по требованию общественного мнения или по экономическим интересам. Главная ее цель — спасение, понимаемое не иначе как соединение со Христом.
Рефлексия на семейную тему нередко касается только супружеских отношений, чадородия и воспитания детей. При этом фактически ничего не говорится о родителях брачующихся — за исключением одного-единственного контекста: супруги должны их оставить для того, чтобы прилепиться друг ко другу и стать единой плотью (см. Быт. 2: 24). Здесь ошибочно может создаться впечатление, что новая семья образуется через разрушение старой, родительской семьи. Однако это не так. Как уже было сказано, брак и семья — не одно и то же. Семья (или род) в результате заключаемого брака становится больше посредством добавления в нее новых членов и объединения семей.
Вот почему брак не дает оснований для изгнания родителей из жизни теперь уже независимых детей. Родители суть члены семьи, даже если не проживают со вступившими в брак детьми.
Стоит остановиться и на том, какими глазами мы смотрим на пятую заповедь Декалога и как исполняем ее.
Сегодня христианская идея святости брачного союза обретает полемическое заострение в условиях повсеместной пропаганды разврата. Мы выражаем тревогу и боль, взирая на демографический кризис, аборты и нравственно сомнительные репродуктивные технологии. Все, что связано с полом, чадородием и воспитанием, мы рассматриваем, прежде всего, применительно к целям и задачам семьи. Тема же почитания родителей в этом контексте артикулируется, в основном, только относительно обязанностей детей, находящихся на попечении родителей. Во многом пятая заповедь стала поводом для детских покаяний и померкла в сознании взрослых. В результате попечение о стариках отдается на откуп соответствующих социальных и медицинских служб — и это в сравнительно неплохом случае, когда имеется развитая социальная инфраструктура, в которую, кстати, часто входят и церковные службы...
Крайности порой увлекают нас. Посмотрим даже на то, как ставятся в Церквах миссионерские задачи: многое говорится о работе с молодежью, о методах и навыках, которыми должен обладать священнослужитель, работая с молодыми людьми. Целевая группа под названием «пожилые люди» нами рассматривается мало. Складывается впечатление, что проблемы старости как будто не существует. Почему? На что мы рассчитываем? На то, что все старики и так становятся нашими прихожанами в результате каких-то естественных причин? Но ведь это самообман! Старики — это особая возрастная группа, с которой нужно работать, и работать грамотно! Ценность человеческой души не измеряется возрастом человека, поэтому наше небрежение геронтологическими проблемами и однобокий перекос в сторону молодежных программ не могут быть оправданы ничем.
На прошлой конференции в Риме мы говорили, что старость нуждается не только в социальной, психологической и медицинской защите — она нуждается и в богословском оправдании. Имеется в виду не просто частный случай теодицеи, где мы говорим о том, как согласуется факт наличия страдания в этом мире с Божественным Промыслом (хотя и эта тема актуальна), а о том, зачем человеку и человечеству старость, зачем престарелые люди семьям и почему от них нельзя избавляться так, как избавляются от устаревшего черно-белого телевизора.
В современных книгах и кинематографе активно насаждается идея противления родительской воле, часто родители главного героя (или вообще старшие как по возрасту, так и по званию) являются отрицательными персонажами, и главная интрига заключается в том или ином виде борьбы с ними, в самости и гордости, которую главный герой раскрывает в противлении и протесте. Поэтому отстаивание семьи как ценности лежит и в плоскости борьбы за идею уважения старших.
Впрочем, сами родители всем укладом своего быта демонстрируют детям отчуждение от собственных родителей — и эта проблема должна вызывать нашу особенную озабоченность. Наши дети не получат того, чего мы им сами не дадим в своем собственном примере. В итоге современная Европа имеет дело с фактом увеличения числа домов престарелых и количества их обитателей.
Как это ни парадоксально звучит, но увеличение подобной статистики обычно оценивается как прогресс. Конечно, в определенной перспективе это достижение. Но можно ли считать прогрессом сам факт непрекращающегося увеличения спроса на дома престарелых, особенно если учесть то, что многие старики умирают там, имея детей и внуков и пребывая в относительно приемлемом для совместного проживания здравии? Думается, что нет.
Апостол Павел в своих посланиях называл семьи некоторых своих сподвижников, например Акилы и Прискиллы: Приветствуют вас усердно о Господе Акила и Прискилла с домашнею их церковию (1 Кор. 16: 19). Так же поименно перечисляются близкие и родственники Филимона: Филимону возлюбленному и сотруднику нашему, и Апфии, сестре возлюбленной, и Архиппу, сподвижнику нашему; и всей домашней твоей церкви (Филим. 2). То есть домашняя церковь — это не только муж, жена и дети. Поэтому на проблему старости мы тоже должны смотреть экклесиологически. Старики — представители домашней церкви и носители особого служения.
Например, в Прологе под 9 августа написано: «Благословение отчее утверждает дома чад, и молитва матери спасет от бедствий». Подобные представления целиком и полностью находятся в русле уже помянутой пятой заповеди Божией: Чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет, да долголетен будешь на земле (Исх. 20: 12). Личные перспективы человека, как мы видим, поставлены в этой заповеди в прямую зависимость от почтения к родителям. Дух и буква Писания не позволяют нам вопрос «долголетия», под которым подразумевается всякое благо (духовное и телесное), рассматривать вне семьи-церкви, семьи-общины.
Нельзя значение родительства рассматривать только в утилитарно-биологическом смысле. Отец и мать — это не только репродукторы и кормители, которые по мере приобретения экономической и социальной самостоятельности детей теряют свое значение. Несмотря на то, что родители воспитали наследников, дали им образование, устроили их личные семьи, они по-прежнему должны участвовать в «утверждении домов» и «спасении от болезней» своих чад.
Идея старчества и осмысление его роли роднит два пути стяжания целомудрия, о котором упоминалось, когда речь шла о целях брака и монашества. Мы знаем, какое решение проблемы старости предлагает монашество. Здесь достаточно долго можно говорить о таком феномене, как старчество. Идеалы монашеской жизни и сама монашеская жизнь тесным образом связаны с образом старца, вокруг которого собираются новоначальные монахи. Но старчество способно существовать и в миру — и при этом высоко оцениваться Церковью. И в миру вокруг стариков, которые стяжали мудрость и определенный опыт, всегда собиралось множество молодежи, ищущей духовного наставления. Не случайно Русская Церковь в наш век канонизировала много старцев и стариц, формально не имевших никакого отношения к монашеству и духовенству, но сумевших наладить вокруг себя интенсивную духовную жизнь. Например, в Беларуси не так давно была причислена к лику святых Валентина Минская — блаженная старица, которая, кстати, сама, будучи инвалидом, явила замечательный пример жертвенного служения в уходе за своей матерью, совмещенный с подвигом духовного вспомоществования современникам во время гонений на Церковь.
Существует множество определений религии. Хотелось бы сейчас привести одно из моих самых любимых — оно принадлежит Джону Боукеру и очень подходит нам: «Религия — древнейшая культурная система, с помощью которой человечество оправдывает необходимость воспроизводиться и выращивать детей». С вашего позволения, я его дополнил бы так: религия — это еще и то, с помощью чего оправдывают старость, то значение, которое усваивают старости.
Отношение к старости — это не просто этика снисхождения к немощному и слабому. Это не только готовность к определенного рода жертвенности и терпению. Это — уважение к великому и почтение значимого. Это готовность принимать те дары благодати, которые нам доступны в служении старцев. Мы думаем, что проявляем жертвенность и самоотречение, когда служим старости, но, увы, иногда забываем, что это Господь проявляет Свое милосердие к нам, давая нам возможность быть причастными ко многим духовным благам. Старчество и есть та немощь, через которую может совершаться сила Божия (см. 2 Кор. 12: 7).
Секуляризация, а вместе с ней и дегуманизация общества одним из своих шагов имеет десакрализацию старчества, что, в свою очередь, несет негативные последствия для института семьи и брака. Низкий уровень продолжительности жизни, удручающая статистика разводов, детская преступность: всё это, как мне думается, — печальная реализация тех грозных предупреждений о последствиях пренебрежения старшими, которые обращает к нам Писание.
Забота о старости с одной стороны и открытость для старческого попечения с другой стороны — это такая же неотъемлемая часть идеи семьи, как и идея любви, чадородия и воспитания. Предвечный Господь явился Даниилу в образе Ветхого Днями (Дан. 7: 9), и в Апокалипсисе двадцать четыре старца символизируют окружение Бога, вечно воспевающее Славу Его (Откр. 4: 4; 5: 14). Перед нами сегодня стоит колоссальная задача: обновить значение старчества для мира, показать, что проблема старости не редуцируется только к купированию боли и страдания. Задача Церкви — помочь распознать в старости символ вечности.
Категорически неверно рассматривать проблему старости вне контекста семейных отношений в частности и вне сотериологических и экклезиологичекских аспектов вообще. И уж тем более неправильно ее не рассматривать вовсе.
+ Серафим,
епископ Бобруйский и Быховский,
первый проректор Института теологии
Белорусского государственного университета