Семинария в лицах

"ВЕСТИ ЛЮДЕЙ КО СПАСЕНИЮ"

"О своем жизненном пути, отношении к проблемам и задачам современной церковной жизни рассказывает гость рубрики "Семинария в лицах", профессор Минской духовной академии Виталий Кириллович Антоник.

— Виталий Кириллович, обычно принято спрашивать о самых запомнившихся радостных случаях. Отступая от этого шаблона, мы хотели бы задать вопрос о самом печальном воспоминании из Вашей студенческой жизни."

— Как бы восторженно ни смотрела молодость на мир, все же он своей суровой действительностью часто разрушает ее розовые замки. Скорби — удел живущих на земле. Для учащихся духовной школы скорби по своему характеру, независимо от причин, их порождающих, связаны или с общественной жизнью, то есть с жизнью школы и Церкви в целом, или же касаются сугубо личных переживаний. В годы моего пребывания в Семинарии со мной случались кое-какие неприятности, но они были столь незначительны и ординарны, что о них и вспоминать не стоит. И все же одно скорбное переживание из моего прошлого связано с нашей школой. Правда, я тогда уже был студентом Ленинградской духовной академии. Упомянутое переживание было вызвано известием о закрытии нашей Минской семинарии.

Помню, встречаю я как-то в городе отца Михаила Мудьюгина. Он тогда был еще протоиереем. Потом, уже овдовев, он стал епископом. Поздоровавшись, отец Михаил спрашивает: "Что ты такой грустный?" А я в ответ: "Так, мол, и так, батюшка, школу мою закрыли, да и вообще, время теперь страшное, безнадежное". А он говорит: "Страшное время было тогда, когда Христос находился на Голгофе, когда Бог был распинаем. А теперь нам ни унывать, ни пугаться нельзя, ведь Господь сказал: "Се Аз с вами во вся дни до скончания века" (Мф. 28: 20). Вот такая произошла памятная встреча.

Был у меня в студенческие годы весьма печальный случай и в личной жизни (я опускаю столь обычный в молодости факт, как замужество девушки, о которой думаешь не один год). То, о чем я хочу рассказать, произошло со мной уже после окончания Академии. Решением Ученого Совета Академии я был направлен в Москву в аспирантуру. Так вот, приезжаю я туда и узнаю, что в аспирантуру я не принят. Для меня это был удар! Получив распоряжение в аспирантуру, я не строил никаких планов относительно своего будущего: оно, как я опрометчиво думал, было решено постановлением Совета Академии. И вот, после двенадцати лет мытарств (год у меня ушел в ожидании восемнадцатилетия, необходимого для поступления в семинарию по законам того времени, затем три года армии и восемь лет учебы) у меня в результате — ничего!

Но это еще не все. Удар усугубился. Встречаю я своего академического друга, у которого были знакомые в верхнем эшелоне церковной власти, он мне и говорит: "Знаешь, в чем твоя проблема? На тебя один наш товарищ накатал какой-то донос, из-за этого ты и не попал в аспирантуру". Затем добавил: "Хочешь, скажу, кто это сделал?" Я говорю: "Да нет, зачем, все равно уже ничего не изменишь". Это сообщение усугубило мою скорбь. К проблеме устройства личной жизни добавился горький вкус предательства. Человек нашего круга, с которым мы жили бок о бок несколько лет, который дышал со мной одним воздухом, сидел за одним столом, опуская, как говорится, со мной руку в солило, —так со мной разделался. Я теперь смутно помню одолевавшие меня чувства, только хорошо помню глаза родителей, полные обиды и горечи, — они чувствовали, что я не заслужил такого отношения.

"— Что бы Вы могли посоветовать современным студентам духовных школ как будущим богословам, как будущим священникам и как будущим отцам семейств?"

— Тем, кто хочет попробовать свои силы в богословии, прежде всего, советую: не распыляйтесь! Очень важны целеустремленность и постоянство. Век энциклопедистов ушел. Надо четко определиться, что тебя больше всего интересует, что тебе, скажем прямо, под силу. Огромный объем накопленных знаний обусловил глубокую дифференциацию современной науки. Нет биолога или историка вообще. Одна из аксиом современности: специалист широкого профиля — вообще не специалист. Частные науки прошлого распадаются теперь на множество составляющих, сосредотачивающихся на отдельных специфических проблемах. Однако есть определенная парадоксальность в дифференциации современных наук: при узкой специализации исследовательской работы от ученого требуется обширные знания смежных наук. Поясню: если вы не знаете древнееврейского, арамейского, аккадского или шумерского языков, то серьезно заниматься историей Древнего Востока или библеистикой просто немыслимо. Вот так обстоят дела с научной работой.

Что же касается приходского служения, то здесь молодых священнослужителей следует предостеречь от двух опасностей: первая — избыток рвения, вторая — его недостаток. Отсутствие личного духовного опыта, сопряженное с недостатком богословских знаний, у отдельных пастырей компенсируется самоуверенностью или "ревностью не по разуму". Такие пастыри легко "решают" все вопросы: и литургические, и канонические, и душепопечительские. Они легко соблазняются ролью наставников и духовников, — благо на них теперь такой спрос! Так вот рождается "младостарчество", которое Святейший Патриарх Алексий охарактеризовал как опасное явление в современной жизни нашей Церкви. "Младостарцы" не решают духовные проблемы, зато создают новые, ибо приходящих к ним непросвещенных людей научают не православной духовности, а насаждают в их сознании свои сомнительные представления о церковности и жизни духа. Бывает и другая крайность, когда священник, приступая к приходскому служению, считает, что прежде надо устроить личный быт. При этом лукавый голос самооправдания подсказывает, что это делается лишь для того, чтобы в дальнейшем ничто не отвлекало от работы на церковной ниве.

Но здесь таится серьезная опасность, так как дела житейские имеют свойство множиться и стремление покончить с ними превращается в бесконечный процесс, поглощающий силы и время. Помните слова Господа: "Не заботьтесь и не говорите: "что нам есть?" или: "что пить?" или: "во что одеться?" Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом" (Мф 6: 31–32). Поверьте, с голоду на приходе не умрете. Делайте свое пастырское дело, а церковный народ свое дело сделает. И еще совет: каждый раз, возлагая на себя свой иерейский крест, постарайтесь прочесть то, что написано на его обратной стороне: "Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою" (1 Тим. 4: 12).

Что же касается брака и семьи священнослужителя, то этот вопрос следует рассматривать в общем контексте современности. Процесс глобализации может быть осуществлен только при полном разрушении личности и превращении человека в покорного социального раба. Но как этого достичь, как создать такого гомункула? Ведь для этого надо разрушить в человеке образ Божий! Какую же чечевичную похлебку сильные мира сего предлагают взамен сыновства у Бога? Оказывается, это право на полную нравственную безнаказанность. Более того, удовлетворение страстей объявляется нормой жизни человека. Можно быть наркоманом, извращенцем, кем угодно, лишь бы не создавать проблемы, доставляющие хлопоты существующей системе (это строго наказывается). Расчет сделан верно: страсти как ржавчина разъедают душу человеческую, уничтожают ее целомудрие. Сейчас проводится глобальная переоценка ценностей. Даже понятие о любви, этом высшем состоянии, на какое способен подняться человеческий дух, упрощено и отождествляется с простой физиологией. Современные молодые люди дезориентированы, обмануты, поэтому удовлетворяются простыми сиюминутными влечениями. Где же выход? Приступающим к церковному браку следует помнить, что брак — это таинство, а всякое таинство совершается в Церкви и Церковью, Церковь же — общество верующих (примем эти простые определения). Значит, брак — дело не только двух человек, но дело Церкви.

Вспомним православные традиции прошлого: прежде чем двое сочетались, происходили смотрины, сватовство, сговор, обручение (я, может быть, непоследовательно перечисляю все эти действия). Но для нас важно отметить тот факт, что родные и близкие принимали самое непосредственное участие в судьбе двух людей, брали на себя некую ответственность за их будущее. Конечно, не все было идеально во всех случаях. Я предчувствую, что многие скажут: "Это какая-то проповедь домостроевщины, где же любовь?" Безусловно, любовь необходима. Но родные и близкие, духовник или приходской священник могут со стороны оценить, насколько глубоки и серьезны чувства молодых людей. Так что к голосу Церкви надо прислушиваться еще до того, как поведешь избранницу к алтарю. И еще одна серьезная сторона брака — воспитание детей. Оно неразрывно связано с выбором спутницы жизни. Все признают, что на воспитании детей прежде всего сказывается влияние матери. Страшно видеть в доме священника безрелигиозных детей. Сохрани нас Бог от такой участи.

"— Виталий Кириллович, как Вы представляете современную миссию Православной Церкви?"

— Миссия Церкви всегда одна и та же — вести людей ко спасению. Вопрос ваш, видимо, касается определения приоритетов церковного служения в современном мире. Это обширная тема и ее сейчас касаются часто, поэтому я бы хотел обратиться к вопросу отношения Церкви и секулярного мира. Нам следует постоянно помнить, что не только Церковь воздействует на мир, но и мир на Церковь. Последнее воздействие таит большую опасность для нас — обмирщение Церкви. Нужно помнить, что Церковь призвана устроять мир, указывать, каким он должен быть, а не мир — поучать, какой должна быть Церковь. Мир должен устрояться по Христу. Теперь человек начинает выбирать себе религию по вкусу: конфессий сейчас развелось предостаточно. С другой стороны, и эти так называемые "церкви" готовы состряпать богословие по любой заявке.

Но вспомним библейскую историю. Евреи, как известно, ждали Мессию, Которого они понимали по-своему, так сказать, по стихиям мира. Тот Мессия, Который пришел в мир, их не устраивал. Но Христос не стал таким, каким Его хотели видеть евреи. А что происходит теперь? Западное христианство деформируется, подстраивается под желание мирского человека, а не переделывает его по Христу. Не хотите поститься — не надо, хотите посидеть в храме — пожалуйста, никаких вопросов. Напомню, кстати, язычники стояли почтительно в капищах перед своими идолами, а мы хотим сидеть, взирая на распятие Христа, Своего Спасителя. Западное христианство постоянно делает уступки такого рода, якобы из внимания к немощам человеческим, а по существу — это потакание человеческим страстям. Говорят: "Ах, они уйдут!" Да они уже ушли, хоть и присутствуют телом, но духом уже давно не со Христом. Дело уже дошло до того, что "христиане" (с трудом употребляя в данном случае это слово) допускают однополые браки. Вот до чего доводит стремление идти в ногу с миром (а он во зле лежит). Стремясь быть современными, они скоро объявят несовременным Самого Христа!

Православная Церковь должна четко осознавать опасность обмирщения, в пользу которого ведется очень тонкая, кропотливая работа. Мы уже привыкли говорить "христианское искусство", "христианская этика", — а это все маленькое нарушение нашего православного сознания, проникновение инородной ментальности. Кто-то сказал: "Православному человеку говорить "этический" — безнравственно". Этика — понятие секулярное, этика — правило общежития; а мы руководствуемся евангельскими заповедями, у нас христианская нравственность. Нам уже навязали понятие "общечеловеческие ценности" — очень коварное и очень паршивое понятие. Разве мы можем соединить индуистские или конфуцианские поведенческие нормы с евангельской нравственностью? Можем, конечно, но только за счет смешения понятий, за счет размывания сути евангельского содержания.

Православная Церковь всегда бдительно охраняла чистоту своей духовности, боролась против секуляризации. Для ясности приведу одну историю. Был такой ученый-лингвист Буслаев. Сравнивая текст Священного Писания в переводе святых Кирилла и Мефодия с готским переводом епископа Ульфилы, он показал большее смысловое соответствие перевода святых братьев с оригиналом, чем в переводе Ульфилы. Дело в том, что Ульфила, арианин, просветил готов учением Христа в арианской форме. Более того, Ульфила, переводя Священное Писание, искал для евангельских слов аналоги в готском языке. Например, слово "иерей" он перевел словом, которое обозначало готского жреца, шамана. Святые Кирилл и Мефодий таких параллелей не допускали. В указанном случае они так и оставили греческое слово "иерей", не найдя ничего родственного ему по духу в лексике славян, а Ульфила вместе с языческим термином внес языческое содержание в евангельский текст. Учитывая хотя бы то, что было сказано, следует бдительно охранять наши обычаи, традиции, я уже не говорю об учении, от секуляризации.

"— Каковы, на Ваш взгляд, перспективы развития нашей Духовной Школы?"

— Скажу без лишней скромности, что ответ на этот вопрос будет авторитетным, или, скажем проще, верным. Видите ли, я учился, как вы знаете, в Минской духовной семинарии, затем в Ленинградской духовной дкадемии и Белорусском государственном университете, почти тридцать лет проработал в Московских духовных школах, то есть кое-что повидал. У меня о Минской Духовной Семинарии сложились оптимистические представления. У нас есть целый ряд хорошо подготовленных молодых людей, окончивших и духовные, и светские вузы, прошедших стажировку в университетах Греции, Германии, Швейцарии. В будущее я смотрю с оптимизмом. Уверен, что наша Семинария вырастет из хорошего учебного заведения в серьезный богословско-исследовательский центр. Но для этого надо решить некоторые проблемы.

В первую очередь, необходимо более серьезно и ответственно относиться к набору учащихся. Желательно, чтобы в этом деле более активно участвовали наши архиереи, чтобы проводилась, скажу прямо, какая-то агитация, необходимо разыскивать людей, пригодных для Божьего дела, отслеживать их среди людей, посещающих храмы и вообще среди верующих. Посмотрите, например, как обстоят дела у сектантов. Придите к ним на собрание, они сразу же заметят нового человека, предложат Библию и другую литературу, пригласят заходить. А у нас кто занимается неофитами? Да никто. Когда-то в Питере я зашел в синагогу и ко мне сразу же подошли. "Вы кто будете: вы что-то раньше у нас не были? О, вы из Академии! А что вы там делаете?" А я три года занимался древнееврейским. "Да, вот, — говорю, — то-то и то-то, даже еврейский учим... " "Правда? Вы знаете наш язык? Мы сами не знаем, вот только раввин и кантор". Я говорю: "Давайте Библию, я вам сейчас почитаю". Тут же последовало предложение: "Так вы к нам приходите, вы нам нужны". Я стал отговариваться, ссылаясь, что у меня не то что квартиры, но даже ленинградской прописки нет. Меня тут же успокоили: "Мы вам все сделаем: и квартиру, и девушку хорошую подберем". Этот разговор мне врезался в память не только своей оригинальностью, но и тем, как люди радеют о своем деле.

"— Хотя наша беседа началась с нетрадиционного вопроса, давайте ее закончим традиционно. Как Вы оцениваете современный уровень нашего журнала и его перспективы?"

— На мой взгляд, в настоящее время он живет в соответствии со своим названием. Думаю, что для сохранения достигнутого уровня важно сохранить основной состав вашего коллектива. Хотя "Ступени" — это студенческий журнал, но без участия опытных работников, рассчитывая только на случайных энтузиастов и временных сотрудников, журнал сохранить не удастся. Чего да не будет ни в коем случае! (Выделение — В. К. Антоник).

С профессором В. К. Антоником
беседовали Дмитрий Курапенок и Сергей Шевченко,
студенты IV курса МинДС