Православие в информационном обществе: от обособленности к диалогу
Cергей Валерьевич Чапнин, ответственный редактор газеты «Церковный вестник» (Издательский Совет Русской Православной Церкви, Москва)
Обсуждение проблем, связанных с особенностями исторического бытия Церкви в условиях информационного общества, не относится только исключительно к области социологии, религиоведения или культурологии. Свое слово здесь должна сказать богословская наука. Более того, было бы серьезным просчетом недооценивать богословские аспекты в изучении информационного общества.
Опыт Церкви в области использования коммуникационных технологий, с одной стороны, и взаимодействия с секулярными масс-медиа, с другой, необходимо обобщить как с практической, так и с теоретической точки зрения. Полагаю, что именно теоретическое осмысление этого опыта имеет особое значение для развития диалога Православной Церкви и современного общества.
Церкви не безразличен мир массовых коммуникаций, так как коммуникация – вербальная и невербальная - лежит в основе и миссионерской, и мистической жизни Церкви и, следовательно, проблема коммуникации имеет богословские аспекты. Это необходимо пояснить хотя бы в краткой форме.
Бог-Троица пребывает в общении (kinonia), это следует из самого догмата троичности Божества. И более того, Бог-Слово – второе Лицо Пресвятой Троицы. Так высоко не ценит Слово ни одна другая религия. Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины (Ин 1, 14).
В английском языке слова communication (коммуникация, общение) и holy communion (святое причастие) – это однокоренные слова. В таинстве Евхаристии мы вступаем в общение с Господом и Спасителем Иисусом Христом, и этот таинственный акт общения-коммуникации созидает Церковь Христову.
Словом Господа сотворены небеса (Пс. 32, 6). Возвещать слово Божие Господь заповедал Церкви. Апостол Павел говорит: И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы (1 Кор. 2, 4). И сегодня слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого (Евр. 4, 12). Дар слова – этот тот дар, о котором следует молиться: «Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом… о мне, дабы мне дано было слово - устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования» (Ефес. 6, 18-19).
Проповедуя «Евангелие всей твари» (Мк. 15, 16), христиане вступают в сложный процесс коммуникации, участвуют в диалоге культур, используя огромный арсенал коммуникационных технологий. Было бы недопустимым упрощением сводить проблему коммуникации только к внешней, миссионерской деятельность Церкви.
Святейший Патриарх Алексий говорит о трех уровнях общения:
«Общение в слове единоверных пастырей и мирян имеет немалое значение и приносит ощутимую пользу, ибо дает нам возможность свободного обмена мнениями, возможность сопоставления и лучшего осознания своего духовного состояния, более интенсивно приближает нас к познанию Истины.
Второй уровень нашего взаимного общения - это общение в совместной молитве. Это уровень более глубокий и более жизненный, чем первый, ибо производит теплоту сердечную, взаимное расположение и приятие, созидает доброжелательство и любовь, делает нас братьями и сестрами во Христе.
И третий, самый высокий и нужнейший уровень общения - общение в Таинстве Плоти и Крови Господней, в Таинстве святой Евхаристии, которая неразлучно соединяет нас с Богом и делает нас бессмертными наследниками Царствия Божия. Но в Евхаристии мы принимаем Христа, Его Святые Тело и Кровь не пассивно, а активно, чтобы иметь в себе Его силу жизни. Мы приобщаемся не только для того, чтобы иметь в себе жизнь вечную, но и для того, чтобы вообразить Христа в своей повседневной жизни, чтобы семя вечной жизни прорастало в нас, овладевало нами, чтобы нам стать продолжателями жизни Христа, Его мыслей, действий, желаний, по слову Самого Иисуса: "Пребудьте во Мне, и Я в вас" (Ин. 15. 4) и Его святого апостола: "И уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2. 20), - то есть реально в себе, в своей жизни, собою показать Богочеловеческий образ Христа».[1]
Церковь в своей полноте – это идеальное сообщество, это сообщество святых. Можно говорить и о том, что Церковь – это «идеальное информационное общество», в котором коммуникация, свободная от помех, непонимания и отчуждения, осуществляется и между самими людьми, и между народом Божиим и Самим Богом. Митрополит Иоанн (Зизиулас) подчеркивает: «Церковь как общение отражает сущность Бога как общение, и это общение будет полностью явлено в Царстве».[2] Однако это общение «проистекает не из социологического опыта, а из веры».[3]
Вот почему реалии информационного общества, новые понятия и новые интерпретации традиционных понятий нуждаются в богословской оценке. И первое среди них само понятие информации.
Что такое информация?
Еще в 1973 году американский социолог Дэниел Белл заявил, что «постиндустриальное общество — это информационное общество».[4] Компьютеры, интернет и связанные с ними информационные технологии придают качественно новое измерение процессам глобализации.[5] Один ведущих экспертов по проблемам глобализации Михаил Делягин утверждает, что «это технологии объединили развитую часть мира в единую коммуникативную систему, создав единой финансово-инофрмационное пространство, являющееся критерием глобализации».[6] В концепции электронно-цифрового общества[7] введено даже новое право — право на информацию, под которым понимается право доступа к информационным ресурсам, прежде всего базам данных (новостным, научным и др.), размещенным в глобальной компьютерной сети.
Итак, понятие информации является ключевым и нуждается в четком определении. Но именно здесь и возникают самые существенные трудности. С одной стороны, современные философы утверждают, что, несмотря на свою относительную новизну, понятие «информация» — является одним из фундаментальных понятий жизни как человека, так и общества. Более того, в социологии и социальной философии возникает тенденция через понятие информации определять многие другие понятия. С другой стороны, очевидно, что четкого определения понятия «информация» сегодня не существует. Например, основоположник кибернетики Н. Винер сформулировал свой подход так: «информация есть информация, не материя, не энергия. Никакой материализм, который не допускает этого, не может существовать в настоящее время».[8] Наиболее распространенным является утверждение К. Шеннона о том, что информация снижает степень неопределенности в той или иной области.[9] Одну из последних попыток дать определение информации предпринял российский эксперт в области глобалистики Михаил Делягин. Он утверждает, что «информация — это способность материи быть воспринимаемой».[10]
Это откровенно слабое с философской точки зрения определение, хотя бы потому, что говорит только о качественных характеристиках и полностью игнорирует количественные.
Но давайте предположим, что Михаил Делягин прав. В философии возникает прочная связь между понятиями материи и информации, происходит абсолютизация этой связи. Если мы согласимся, что информация это только «способность материи», то проблема Церковь и информация будет предельно локализована: информацией в строгом смысле слова можно будет называть только материальные аспекты церковной жизни, различные сведения о ее деятельности и не более. Следовательно, значительная часть человеческого опыта как опыта духовного, мистического окажется за пределами «информационного поля». Какими средствами тогда будет осуществляться коммуникация в Церкви, как будет передаваться опыт молитвы, аскетического делания?
В попытке дать философское определение информации Делягин опирался на математическую модель. Действительно, в кибернетике проблема достоверности информации получает специфическую интерпретацию. С математической точки зрения вся информация достоверна или возможно утверждать, что проблемы достоверности информации просто не существует. Дело в том, что единицей информации является бит, который существует только в двух состояниях «0» или «1», «да» или «нет». «В «цифровом мире» информация – это все, что может быть сведено к «потоку» битов».[11] Любая информация состоит из битов и может быть к ним сведена.
Из этого следует несколько важных заключений. Во-первых, бит как единица информации – это абстрактное понятие. Он может выражать все, что угодно – слова, музыку, графику и т.п. Во-вторых, бит находится или в одном состоянии, или в другом. В отцифрованной информации нет никакой неопределенности. Каждая единица информации находится или в состоянии «0» или в состоянии «1».
С богословской точки зрения информационная модель ставит ряд существенных вопросов. И первый среди них – как быть с тайной и таинством, если информационная модель мира сконструирована из битов и является потоком данных, «нулей» и «единичек»?
Без встречи со Христом, которая всегда тайна и всегда личное откровение, не может быть веры. Господь обращается к нашему сердцу и Его послание не состоит из абстрактных битов.
Мы призваны дать самый серьезный богословский анализ этой проблемы. Действительно ли информация это, прежде всего, качество материи? Или информация имеет отношение как к миру материальному, так и к миру духовному? Не делаем ли мы богословской ошибки, слишком широко используя понятие информации?
Действительно, если мы проведем предварительный анализ проблемы, то окажется, что информация обладает рядом специфических характеристик, которые значительно усложняют богословские исследования в этой области.
Однако прежде следует обратиться к Священному Писанию. Конечно, ни пророки, ни апостолы не говорят об информации. Этому понятию менее ста лет. Однако из ближайших по смыслу понятий часто встречаются знание и познание. Как понимали его авторы священных текстов? Какие основные черты этого понятия они выделяли?
В Книге Екклезиаста говорится: Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь (Екл. 1, 18). Потребительское общество – это окончательный переход от сотериологической культуры (культуры «спасения», смысл которой вынесен за пределы земной жизни) к гедонистической (культура, обращенная к радостям и наслаждениям земной жизни). Соответственно, гедонистическая культура предполагает избавление от скорби как преграды к наслаждению, а Священное Писание прочно связывает знание и скорбь. Таким образом, если из жизни уходит скорбь, следом за ней уходит подлинное знание.
Апостол Павел указывает на прямую связь знания и Любви к Богу: кто любит Бога, тому дано знание от Него (1 Кор. 8, 3). То есть, только тот, кто вступил в личные отношения с Богом в молитве и таинствах Церкви, получает истинное иконичное знание. Не случайно в комментарии прп. Максима Исповедника на слова Спасителя «не знаю вас, откуда вы» (Лк. 13, 25) говорится, что Он не знает, потому что вопрошающие не имеют личного общения с Ними.
С духовно-нравственной точки зрения человеческое знание не всегда носит положительный характер. Апостол Павел, предостерегая Тимофея, говорит о необходимости отвращаться негодного пустословия и прекословий лжеименного знания (1 Тим. 6:20). Быть может, лжеименное знание и есть именно то, что сегодня принято называть информацией? Это лжеименное знание симулякров, которыми прикрывается зияние пустоты, в противоположность иконичному знанию, которое основывается на в?дении первообразов и восхождении к ним.
Конечно, в вечности всякое знание упразднится, и останется только любовь: Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор. 13, 8).
Другими словами, с евангельской точки зрения не так уж далеки от истины философы, которые указывают на связь знания и материального мира. Однако они иначе видят характер этой связи. Знание, даже христианское, упразднится лишь в том смысле, что оно станет ненужным в его земной форме. Наступит новое знание, которое точнее назвать в?дением первообразов и лицезрением Первообраза. Тем более, станет просто невозможным лжеименное знание, которое неминуемо отрицает само существование Бога и первообразов мира невидимого.
Вера – знание - информация
Эпоха Просвещения поставила вопрос о соотношении веры и знания и решила его в пользу последнего. До конца ХХ века этот вопрос был в центре общественного внимания. Сегодня миф о сциентизме как всесилии и всезнании науки уходит в прошлое, однако проблема только усложнилась. Возникла трехступенчатая схема: вера — знание — информация. Как определить характер связи второго звена? Как соотносятся понятия «информация» и «знание»? Дэниел Белл проводит следующее различие в терминах: информация означает «обработку данных в самом широком смысле слова», знание — «организованный набор фактов и идей, представляющий обоснованное суждение или результат опыта, который передается через какое-либо коммуникативное средство в некоей систематической форме».[12] Другими словами, знание — это проверенные, достоверные сведения, но их значение в информационном обществе постоянно снижается.
Сопоставим эти представления с характерным высказыванием Жана Бодрийяра - «информации становится все больше, а смысла все меньше».[13] Это значит, что информация становится все менее иконичной. Если в иконе за видимым визуальным образом стоит невидимый первообраз, то информация в современных СМИ не несет реального содержания. Она становится самоцелью, превращается в игру. В результате как ранее научное знание пыталось отрицать веру, так ныне информация восстала против знания. Информация часто направлена на то, чтобы лишить человека твердого истинного знания, погрузить в хаос информационного пространства. И здесь у Церкви есть важная миссия: в современном информационном обществе, где диктат информации становится все сильнее, необходимо свидетельствовать об иконосфере, которая является всеобщим пространством священного. В нее входит все, сотворенное Богом через Христа (Евр. 1,2), через Свое Слово и Свой Образ.
«В нее входят мир невидимый и видимый, вся Вселенная, включая человека. Универсальная иконичность мира невидимого нарушена Денницей, захотевшим стать как Бог, но вместо этого сменившего икону на антиикону и личину, за которой он вынужден скрываться… Второй раз иконичность мира и человека нарушена самим человеком. Грехопадение «раскололо» и «расслоило» единую иконосферу: на мир невидимых первообразов и мир видимых предметов, при этом во многом была утрачена и способность узревать иконичность видимого окружающего мира. Ущербность иконосферы культуры и науки лишь следствие этой метафизической утраты общей соборности и синергийности иконосферы».[14]
Перед Церковью стоит задача восстановления иконосферы в ее универсальной полноте. И здесь единственный путь - это путь веры, воцерковления человека и вовлечения всех сфер человеческой деятельности и самого мира в иконосферу Церкви.
Говоря о препятствиях, которые ставит интеллектуальная мода и идеология, уместно вспомнить о постмодернизме, который и как интеллектуальное движение, и как социальный проект, не приемлет любые претензии на установление истины, утверждая, что существуют только ее «версии». Более того, не приемлется любое стремление к уточнению смысла, поскольку и «смыслов» бесчисленное множество.
Можно говорить о том, что информация восстала против знания, прежде всего против знания иконичного, в основе которого лежит знание Истины, Слова и Образа, которые соединяются во Христе.
Вавилонское столпотворение
И здесь мы не можем обойти стороной проблему языка как коммуникативной системы. Теоретики постмодерна утверждают, что все, что мы знаем о мире, мы знаем посредством языка. В свое предельном выражении это приводит к радикальному отрицанию реальности, которое Мишель Фуко сформулировал так: «Действительности вообще нет; все, что есть, это язык, и, даже говоря о языке, мы вынуждены пользоваться им же»[15]. Другими словами, все наше знание — это всего-навсего проблема языка, а любой жизненный опыт в конечном счете — опыт информационный.[16]
Однако в те же годы крупнейший писатель-аскет ХХ века, как бы полемизируя с Бартом, утверждает христианское отношение к языку. Архимандрит Софроний (Сахаров) говорит и о значении языка в домостоительстве Божием. В нашем случае рассуждения о. Софрония – это ключ к пониманию языка как коммуникационной системы:
«Язык человеческий предназначается для выражения реальностей различных планов: есть житейский план — естественных потребностей; есть близкий к нему и все же отличимый — примитивных душевных чувств и страстей; есть язык политической демагогии; есть научный, философский, язык поэзии; наконец наивысший из всех — язык Божественного Откровения, молитвы, богословия и других отношений между Богом и людьми — Литургический. Отвлеченное познание о бытии имеет метафизические корни; сюда относится наука, философия и, прежде всего Богопознание. Слова, выражающие вышеуказанные роды познания так же, как и Имена Божии, исходят из умной сферы, метафизической. В то же время им свойственно вызывать в уме или сердце различные реакции, и в этом смысле они являются „условными рефлексами” носящими характер непосредственный, автоматический».[17]
Отец Софроний не сомневается, что каждому языку поставляется своя особая задача: «Ввести слушателя или читателя в ту область, к которой данный язык принадлежит. Учитывая „условно-рефлективную” энергию слов, мы должны особенно большое внимание отдать литургическому языку, призванному порождать в умах и сердцах молящихся ощущение иного мира, высшего. Это достигается наличием имен и понятий, принадлежащих исключительно божественному плану; а также употреблением небольшого количества специфических форм выражения». [18]
Полагаю, что это один из немногих богословских текстов, непосредственно относящихся к проблемам коммуникации и информационного общества. Необходимо упомянуть также работы богослова и филолога Валерия Лепахина, в особенности, разработанную им теорию иконичности. [19] Речь идет не об принципах иконичности в конвенциональной семиотике Чарльза Пирса,[20] Кристиана Метца или Умберто Эко. Иконичность, в теории Валерия Лепахина, указывает на связь земного и небесного, в том числе и на уровне языка. Только утверждая, укрепляя эту связь, человек может сохранить и земное и небесное. Разрыв этой связи, как показали постмодернисты, ведет к потере не только небесного, но и к девальвации земного. Утрата иконичности языка ведет к качественному изменению вербальной коммуникации. Язык является средством (посредником) в познании разных уровней бытия.
Полагаю, что уже сейчас нам крайне важно опираться на понятие иконичности, так как замещение содержания понятия иконы в современной происходит очень активно. Я имею в виду прежде всего использование понятия иконки в современной компьютерной терминологии.[21]
Очевидно, что копирование английского словоупотребления в русском языке ведет к девальвации понятия иконы. Вместе с этим в гуманитарные науки и информацию входит и такое понимание иконичности, которое с православной точки зрения является антииконичностью.
«Media is the message»
«Media is the message», — эта парадоксальная формула одного из авторитетных исследователей массовых коммуникаций Маршалла Маклюэна дает ключ к пониманию роли масс-медиа в современном мире. «Средство коммуникации (или посредник — устная речь, текст, живопись, фильм, танец[22] и т.д.) и есть послание». Воздействие средств массовой коммуникации на жизнь человека необходимо оценивать не только анализируя отдельные издания, телеканалы или программы (новости, ток-шоу, фильмы). В чем принципиальные отличие печатных СМИ от электронных, если оценивать их влияние на общество и на уклад человеческой жизни? Другими словам, есть сознательное послание субъекта, а есть послание посредника, медиума. Как их различить? Верно ли, что послание посредника в наши дни безусловно доминирует над посланием субъекта?
Этот вопрос должен стать одним из основных в наших исследованиях в области богословия коммуникации. В каких формах сегодня возможно адекватно и эффективно вести миссионерскую деятельность? Кино, телевидение, интернет, реклама, рок-музыка… Могут ли они быть полноценными носителями Евангельского благовестия? Дискуссия об этом идет уже давно, но по сути касается только частных вопросов. Новые всплески церковно-общественных дискуссий связаны с теми или иными событиями в области культуры или массовых коммуникаций, но не затрагивают проблемы коммуникации как таковой. Например, проблема проповеди и кино в последнее время активно обсуждалась в связи с фильмом Мэла Гибсона «Страсти Христовы», проблема рок-музыки – в связи с проповедями диакона Андрея Кураева на концертах рок-группы «Алиса».
Полагаю, что сегодня подобные дискуссии должны быть переведены из черно-белой плоскости, с возможными ответами «да» или «нет», в принципиально иную плоскость – какие ограничения накладывают те или иные средства массовой коммуникации на саму возможность евангельской проповеди? И уже от ответа на эти вопросы должно быть принято решение о характере использования этих СМК Церковью.
И здесь совершенно не нужно бояться того, что некоторые СМИ или даже типы СМИ окажутся непригодны, по крайней мере сегодня, для миссионерской деятельности. Вспомним, как трудно шло воцерковление культуры в первом тысячелетии по Рождестве Христовом.
В одном из древних текстов есть интересный для нас пример. Когда паломники пришли к известному авве и собрались на молитву, монах, услышав пение паломников, запретил им петь и сказал, что не для этого он ушел из мира, чтобы слышать пение в монастыре. И комментарий здесь следующий: до тех пор, пока не возникла система осьмогласия, Церковь, по крайней мере, монашеские общины, воздерживались от использования пения за богослужением.
Хотя еще святитель Иоанн Златоуст утверждал, что пение как способ богословия, присущий людям, является образом небесного ангельского пения.
Ответственность православного богословия
Необходимость участия православных богословов в исследовании медийных процессов косвенно признают и западные ученые. Ещё в начале 70-х годов Маршалл Маклюэн в своей книге «Понимание Медиа» писал:
«Русским достаточно адаптировать свои традиции восточной иконы и построения образа к новым электрическим средствам коммуникации, чтобы быть агрессивно эффективными в современном мире информации. Идея Образа, которую с огромным трудом пришлось осваивать Мэдисон Авеню, была единственной идеей, которой располагала русская пропаганда. Русские не проявили в своей пропаганде никакой изобретательности и работы воображения. Они просто делали то, чему их учили религиозные и культурные традиции, а именно – строили образы».[23]
Религиозные традиции построения образов, а если быть точнее - образных систем, как раз и основаны на принципах иконичности, о которых мы говорили выше. Признание факта, что эти образные системы являются высокоэффективными способами воздействия, многого стоит. Безусловно справедливым следует признать утверждение, что при построении иконических образов нет никакой необходимости в работе воображения. Церковное искусство опирается на традицию и канон. Именно необходимость овладения каноном, а не пренебрежение им выделяет наиболее талантливых и искусных мастеров.
Но предстоят еще дополнительные исследования для того, чтобы понять как именно следует адаптировать традиции восточной иконы и построения образа к новым электрическим средствам коммуникации. И для этого необходимо использовать богатую церковную традицию и прежде всего традицию иконопочитания и богословие образа, эффективно работать в сфере медиа.
Однако в этом высказывании проявился типично западный подход к проблеме. Для автора высказывания язык иконы — лишь совокупность формальных приемов, которые можно утилитарно использовать даже с прямо противоположными целями. В Церкви иконичный образ служит для того, чтобы «очистить очи духовные» и узреть Истину, получить истинное знание. И этому иконичному образу чужда агрессивность. Маклюэн же предлагает использовать некоторое особенности церковного образа с прямо противоположными целями: чтобы усилить воздействие информации, увеличить ее хаос, замаскировать ее с помощью привычных православному человеку приемов, в конечном же итоге направить эту информацию на разрушение иконичного образа, направить против человека, обманув его сильно действующим приемом. Сегодня это опасное оружие достаточно широко используeтся в пиар-технологиях и рекламе.
Центр «Церковь в информационном обществе» и редакция газеты «Церковный вестник» уже несколько лет ведут исследования по анализу образных систем, которыми сегодня оперирует реклама. Первые результаты были представлены в мультимедийной презентации «Похищение образа», которая была проведена на Рождественских чтениях в 2004 году и затем в Государственной Третьяковской галерее.
Подчеркну, что сложившуюся ситуацию мы оцениваем как весьма опасную. Современная массовая культура стремится овладеть закономерностями и методами сакральных искусств для построения псевдосвященного пространства. Совершается подмена иконосферы хаотичным собранием образов и символов с извращенным значением с целью внедрить в сознание новой — по сути антихристианской — иерархии ценностей. И новейшие средства массовой коммуникации играют в этом процессе важнейшую роль. Именно они формируют современное социокультурное пространство, и не исключено, что мы стоим на пороге создания нового практического «богословия» и искусствознания, которые объединят «язык улиц», научные исследования и «новую духовность».
Заключение
Подводя итог, следует отметить, что изучение проблемы «Церковь в информационном обществе» носит комплексный характер. Необходимы как теоретические, так и практические исследования. В конечном счете, Церковь решает миссионерскую задачу, связанную с проповедью Евангелия в современном мире.[24] Но существует целый комплекс проблем, связанных с православной антропологией, экклезиологией, литургикой и миссиологией. В каждой из этих областей необходимо дать ответ на те вопросы, которые ставят реалии информационного общества.
В итоговом документе Первого международного фестиваля православных СМИ «Вера и слово» (Москва 16-18 ноября 2004 года)[25] говорится:
- в последние годы в России не только восстанавливаются храмы и монастыри, но и возрождаются различные формы церковного служения, в том числе и православная журналистика как одно из важнейших направлений миссионерской деятельности Церкви;
- главная цель православной журналистики - свидетельство об Истине Христовой, однако это свидетельство может быть не услышано, если журналист не владеет "языком", на котором говорит его слушатель, зритель или читатель. Православный журналист в своем миссионерском служении должен руководствоваться словами апостола Павла: "Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых" (1 Кор. 9. 19-23);
- одна из важных задач православной журналистики - обеспечение связи поколений, передачи знаний и традиций, и в конечном итоге, создание условий для целостного духовного, интеллектуального и культурного развития как личности, так и общества в целом;
- в своей работе православный журналист должен основываться на вероучительных и нравственных принципах Православия. Он должен всегда помнить слова Спасителя: "за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда" (Мф. 12. 36-37);
- наряду с соблюдением общих правил журналистской этики православный журналист не должен допускать суждений, не согласующихся со святоотеческой традицией, не позволять себе высказываний, способствующих церковному расколу и общественным нестроениям;
- православный журналист не должен избегать актуальных тем, но в их обсуждении должен в первую очередь руководствоваться понятием церковной пользы.
Полагаю, что эти положения найдут понимание и поддержку среди христиан в разных странах мира.
* * *
Эпоха постмодернизма завершается, возникает новая структурная парадигма, которая стремится использовать все богатство образов, выработанных человечеством, а также вырванные из исторического и культурного контекста религиозные, нравственные и художественные ценности. Исследование закономерностей функционирования средств массовой коммуникации, их роли в жизни общества поможет Церкви повысить эффективность миссионерской работы в самом широком смысле этого слова в условиях глобализации. Традиции иконопочитания и православное богословие образа дают нам уникальные, даже в рамках христианского мира, возможности. Необходимо создавать новую иконичную информацию, содействующую преображению человека, возводящую его к живой иконе Божией.
Не сомневаюсь, что сама возможность обсуждать на нашей конференции проблемы бытия Церкви в информационном обществе отражает эту новую церковную потребность.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Обращение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси на Епархиальном собрании 23.12.2003. Цит. по http://www.tserkov.info/numbers/greetings/?ID=811
2 Цит. по: Джон Беер. Тринитарная сущность Церкви// Церковь и время, № 3 (28) 2004, С. 165.
3 Там же, С. 165.
4 Bell, Daniel. The Coming of Post-Industrial Society. New York, 1973. P. 476.
5 Новая технология открывает новый этап в развитии человечества тогда и только тогда, когда ей оказывается по силам изменить общественные отношения. (Делягин М. Г. Мировой кризис. Общая теория глобализации. С. 52)
6 Делягин М.Г. Мировой кризис. Общая теория глобализации. С. 53.
7 Эта концепция подробно изложена в книге Дона Тапскотта «Электронно-цифровое общество. Плюсы и минусы эпохи сетевого интеллекта». М., «Рефл-бук», 1999.
8 Винер Н. Кибернетика. Управление и связь в животном и машине. М., 1958.
9 Шеннон К. Математическая теория связи. 1948.
10 Делягин М. Г. Мировой кризис. Общая теория глобализации. С. 78.
11 Lochhead David. Shifting realities. WCC Publications, Geneva, 1997. P. 55.
12 Цит. по Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М., Аспект-пресс, 2004. С. 43.
13 Baudrillard Jean. In the Shadow of the Silent Majorities, or, The End of the Social and Other Essays. Translated by Paul Foss, John Johnson and Paul Patton. News York, Semiotext, 1983. P. 95.
14 Лепахин В. Иконичность // В сборнике «Язык священного и современная культура». М., Издательство братства святителя Тихона, 2004. С. 87.
15 Цит. по Macey David. The Lives of Michel Foucault. Vintage, 1994. Р. 150.
16 Этот подход Ролан Барт применил к огромному количеству явлений от политики и спорта до газетных публикаций. См. Barthes, Roland. The Effel Tower and Other Mythologies. Translated by Richard Howard. New York, Hill and Young, 1979.
17 Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Эссекс, 1985. С. 229.
18 Там же. С. 229.
19 См., например, В. Лепахин. «Икона и иконичность». – СПб.: Успенское подворье Оптиной пустыни, 2002, сборник «Язык священного и современная культура». - М., Издательство братства святителя Тихона, 2004. С. 160.
20 Другими элементами трихотомии кроме иконического знака являются знак-индекс и знак-символ. Определение иконического знака, данное Пирсом, до недавних пор не подвергалось сколько-нибудь существенным модификациям, однако в последние десятилетия в связи с критикой лингвоцентризма структуралистской семиотики и поиском адекватных моделей интерпретации визуальных феноменов оно подверглось существенному пересмотру.
21 В последнем издании «Толковом словаре русского языка конца XX века» слово «иконка» приводится в двух значениях: как уменьшительное к «икона» и как термин информатики: «Икона. В информатике. Пиктограмма, обозначающая доступный пользователю объект — файл, директорию, диск, внешнее устройство компьютера — или программу в интерактивных операционных системах с графическим интерфейсом».21 Так родное и святое слово «икона» встало вдруг в русском языке в один ряд с заимствованными иностранными словами информатика, пиктограмма, файл, директория, интерфейс, компьютер и т.п. Надо особо подчеркнуть, что называть значки, которые мы видим на экранах компьютеров, «иконками» крайне неточно, ведь икона есть образ Первообраза (естественно, независимо от размеров), и как таковая она несет в себе Божественную энергию Первообраза. Изображение на экране компьютера есть условный знак, который по молчаливой договоренности разработчиков программ и пользователей указывает на определенное действие, которое выполняет компьютер при нажатии на этот значок мышью. Ничего иконного и тем более иконичного в этой псевдоиконке, в этом значке нет, он не больше чем дорожный знак, только ориентирует человека не в уличном движении, а на путях современных компьютерных программ. Такое новейшее словоупотребление, чуждое русскому языку, русской традиции, ментальности и духовности, связано с использованием английского языка в информатике. В частности, в английском языке иконами (the icon) называются и пиктограммы, обозначающие программы в Windows и других операционных системах. В английском языке слово «the icon» в большинстве случаев оказывается связано с информатикой и компьютерной техникой. Вот как выглядит словарная статья в современном англо-русском словаре (Система Электронных Словарей, ABBYY Lingvo 6.0): «Icon — 1) икона, 2) значок; образ, изображение, 3) отображение (в электронной почте), 4) пиктограмма, проф. иконка». Далее идут словосочетания: document icon, folder icon, group icon, preferences icon, backtrack icon; icon file, icon interface, icon resource; iconic interface, iconic model, iconic programming, iconic representation, iconic storage, iconic structure, iconize button и мн. др.
22 Отметим, что и танец может быть литургическим или паралитургическим искусством. Об этом говорит патриарх Александрийский и всея Африки Петр VII во время своего визита в Москву в феврале 2004 года. «[Вопрос]: — Влияют ли на жизнь христианских приходов в Африке культурные традиции коренных народов континента? — Если речь идет о традициях, которые складывались веками, мы позволяем и даже приветствуем их существование. Но только в том случае, если они не стремятся оказывать влияния на деятельность того или иного прихода. Скажем, для местных африканских культур весьма характерно то, что называется языком тела, языком жестов. Танец для африканских народов совершенно естественное, многозначное, экспрессивное средство самовыражения. Соответственно, и африканец-христианин в силу своей природы и культурной традиции будет участвовать в богослужении несколько иначе, чем представитель иной этнокультурной среды. Церковь это принимает».
23 Макюлэн Г. М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека. М., «Канон-пресс-ц», 2003. С. 394.
24 Святой апостол Петр призывает христиан: "Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением" (1 Пет. 3. 15). Любой священнослужитель или мирянин призваны с должным вниманием относиться к контактам со светскими СМИ в целях осуществления пастырского и просветительского делания, а также для пробуждения интереса светского общества к различным сторонам церковной жизни и христианской культуры. (Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. В кн. Юбилейный Архиерейской собор Русской Православной Церкви. Материалы. – М.: Издательский Совет Московского Патриархата, 2001. – С. 402)
25 C документами фестиваля можно познакомиться на сайте www.ortho-media.ru
|