Митрополит Филарет (Вахромеев)
«ЧЕЛОВЕК В ИСТОРИИ»
12.
ЕВАНГЕЛЬСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Понятие «свидетель» вообще-то относится к
судебно-следственной
практике; свидетель обычно оказывается востребован при
разборе какой-либо тяжбы. И потому, прежде чем говорить
собственно о христианском свидетельстве,
стоило бы несколько поразмыслить об основах того, что, на
наш взгляд, составляет такое понятие, как
Божественная юриспруденция.
Читая Священное Писание Ветхого и Нового Заветов,
мы
неизбежно
замечаем,
сколь
часто
в повествовании встречается образ суда. Триста раз
в Ветхом Завете и семьдесят
четыре раза в Новом Завете слово «суд» выстраивает вокруг
себя самый разнообразный контекст — от эсхатологических и
пророческих откровений до законодательных
и
бытовых
норм
жизни
личности,
народа
и всего человеческого рода. Что же касается производных от этого термина
слов и понятий, то исчислить их в Библии весьма затруднительно
по причине их великого множества.
Кто обращал особое внимание на статьи и положения
Синайского законодательства, тот знает, что мера праведности
человеческого сообщества с тех пор и по сей день определяется
качеством судопроизводства как в юридическом, так и в
морально-этическом плане.
Во
всех
жилищах
твоих,
которые
Господь,
Бог твой, даст тебе, поставь себе судей и
надзирателей по коленам твоим,
— наставляет нас Книга Второзакония, — чтоб
они судили народ судом праведным; не извращай закона, не смотри
на лица и не бери даров… правды, правды ищи, дабы ты был жив
(Втор. 16: 18–20).
Превыше всего над человеком и над всем, что
сотворил Господь, над миром видимым и невидимым, владычествует
Верховный Судия, — и это также знает каждый, кто исповедует
Единого Бога, в Троице славимого и поклоняемого.
Коротко и емко, просто и универсально сказал о
Божественной юриспруденции еще Иов Многострадальный, который в
одном предложении выразил начало и конец всякого
события
мировой
истории,
корень и плод всякого помышления человеческого
сердца: Убойтесь меча, ибо меч есть отмститель неправды, и
знайте, что есть суд (Иов 19: 29). Без малого тысячу лет
спустя ему вторит Премудрый Екклесиаст, обращаясь к юношеству с
наставлением: …ходи по путям сердца твоего и по видению очей
твоих;
только
знай,
что
за
все
это
Бог приведет тебя на суд (Еккл. 11: 9).
Известно,
что
всякое
судебное разбирательство требует
свидетелей,
всякое
следствие
ищет
того,
кто
знает о предмете расследования, что видели его
глаза и слышали его уши.
В связи с этим открывается очень интересное и
весьма важное обстоятельство. Если в ветхозаветный период чаще
Бог
призывался
во
Свидетели
дел
человеческих, то в новозаветные времена Промысл
Божий распорядился иначе: теперь люди призываются к
свидетельству о делах Господа, ибо такова логика Высшего Суда,
который библейский контекст определяет как
Свидетельство Духа.
Божественный Логос воплотился от Девы Марии,
чтобы свидетельствовать об Отце. Бог стал человеком, чтобы
свидетельство о Творце было извлечено из самой глубины той
неисследимой бездны, которая называется человеческим сердцем. Но
что может сказать человек в свидетельство
о Боге? Что такое человек, чтобы быть свидетелем в деле
об истинности своего Творца?
…Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый, — говорит Господь Иисус Христос Своим ученикам в час Вознесения, —
и будете Мне свидетелями в Иерусалиме
и во всей Иудее и Самарии и
даже до края земли
(Деян. 1: 8).
Эхом отзываются на этот Божественный призыв слова
апостола Павла: Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе
(Флп. 4: 13).
…Он назвал их Своими друзьями в прощальной
беседе; они пили из одной Чаши за столом в Сионской горнице; Он
Своей рукой подавал им хлеб, еще хранящий тепло Его ладоней. Их
было всего одиннадцать, и от их имени по праву очевидцев и
соучастников новозаветной Евхаристии святой апостол и евангелист
Иоанн Богослов утверждал:
…мы
видели
и
свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем
миру (1 Ин. 4: 14).
Эти одиннадцать и Божия Матерь, Которая от начала
сохраняла все слова Спасителя, слагая их в Своем сердце (См.:
Лк. 2: 19), были единственными, кто видел Спасение своими
глазами. В строгом юридическом плане лишь их свидетельства могли
иметь вес в земном суде любой инстанции;
лишь они имели право выступать в качестве свидетелей по
делу об изъятии человека из-под владычества греха
и о его освобождении от власти смерти. Что до иных, то
кто дал им право говорить о том, чему они не были прямыми
свидетелями?
Теперь мы вправе говорить о многообразии природы
свидетельства
как способа утверждения истины. Свидетельство чуда
и свидетельство Духа вызывают к жизни
Свидетельство веры.
Итак, в какой степени мы можем считать себя
свидетелями Господа Иисуса Христа? Это весьма актуальный вопрос,
потому что за две тысячи лет, прошедших со времен евангельских
событий, мир не оставил своих сомнений и предубеждений.
Мне думается, что пример первого
новозаветного свидетельства
явил Иоанн Креститель, который свидетельствовал об Истине,
увидев ее не только телесными очами, но очами сердца. Он увидел
и исповедал Бога в Том, Кто был его
троюродным Братом, Сыном Марии и Иосифа из Назарета; Кто был простым Галилейским плотником и не покидал Своего
дома, разве только в дни Пасхи; Кто, по слову пророка Исаии,
не возопиет и не возвысит голоса Своего, и не даст услышать его
на улицах; трости надломленной не переломит, и льна курящегося
не угасит (Ис. 42: 2, 3).
Иоанн увидел и засвидетельствовал, что Сей есть
Тот, Кто, как
и говорил
Исаия-пророк,
будет производить
суд по истине; не ослабеет и не изнеможет, доколе на
земле не утвердит суда, и на
закон Его будут уповать…
(Ис. 42: 3, 4)
До
Иоанна
это
было
видением,
откровением грядущих событий, предчувствием
великой перемены во всем мироздании. Все знамения и
свидетельства, которые относились
ко времени Рождества Христова, — славословие Ангелов
и
поклонение
пастухов, Вифлеемская звезда и царственные волхвы,
Симеон Богоприимец и пророчица Анна, — это были ступени на пути
к свидетельству Иоанна. А спустя два года, в преддверии Голгофы,
последовало исповедание
Петра, произнесшего от лица всех Апостолов: Ты
— Христос, Сын Бога Живаго (Мф. 16: 16).
И далее мы слышим из уст Спасителя слова, которые
указывают на новый принцип свидетельствования человека о Боге:
Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь
открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на Небесах (Мф. 16:
17).
Итак, Петр свидетельствовал о том, чего не мог
видеть телесными очами: он свидетельствовал о Тайне Пресвятой
Троицы. Ни его пылкое сердце, ни любовь к Иисусу, ни готовность
пойти на смерть вместе с Учителем не были достаточны для того,
чтобы постигнуть Тайну бытия Триединого Бога. Мне кажется, что
именно со времени свидетельства Иоанна и исповедания Петра в
системе Божественного законодательства, установленного Творцом
для мира людей, свидетельство веры утвердилось как
Новозаветная норма духовного права.
Свидетельство веры вызревало в мире людей долгие
века и тысячелетия. Но лишь любимый ученик Христов апостол Иоанн
Богослов сумел обосновать его в кратких выражениях:
Бог
есть
любовь,
и
пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.
Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем
дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он
(1 Ин. 4: 16, 17).
…Мы поступаем, как Он. Так мог сказать о себе
Апостол Любви, а нам сегодняшним более пристало отвечать о себе
на вопрошание Божие словами Многострадального Иова: …спроси у
прежних родов и вникни в наблюдения отцов их; а мы — вчерашние и
ничего не знаем, потому что наши дни на земле тень (Иов 8:
8, 9).
Для
меня
эти
печальные
слова
вмещают
всю
нашу боль о тех искушениях, которые переживала
Святая Церковь накануне
XX
века, и о тех испытаниях, которые постигли ее в
минувшем столетии.
Господь судил нам восстанавливать Церковь,
возрождать ее традиции и служение, ее институты и миссии,
подобно тому как возрождались своды храма и стены Иерусалима
после Вавилонского пленения.
Но именно теперь, именно в нынешнее время
свидетельство веры с особой силой и убедительностью проявляет
свою жизнеутверждающую, созидательную, воистину пасхальную мощь!
Сознание того, что мы призваны быть
свидетелями Бога Живаго, побудило
Священноначалие, клир и паству Белорусской Православной Церкви
за два десятилетия (период с 1988 по 2008 гг. — Примеч. ред.)
умножить число православных общин почти в четыре раза; возродить
и вновь учредить двадцать семь монашеских обителей; создать
систему духовного образования,
в
которую
входят Духовные Академия
и Семинария, ряд
научно-исследовательских
учреждений
и средних
специальных учебных заведений; наконец, подписать Соглашение
между Православной Церковью и Белорусским государством
и
наполнить
его
несколькими
десятками соответствующих программ совместной
деятельности.
Таковы лишь внешние формы возрождения духовной
жизни, и я не стану далее утомлять досточтимую аудиторию отчетом
о проделанной работе, ибо всему свое время и место… Впрочем, все
перечисленное, а также те факты и цифры, которые мы оставляем
вне рамок наших сегодняшних рассуждений
о евангельском свидетельстве в современном
мире, —
все
это
суть
плоды свидетельства веры и свидетельства Духа.
Но что же внешний мир? Он отнюдь не стремится
разделить с Церковью радость о ее возрождении, причем я говорю
об этом в масштабах человеческого сообщества в целом. Прежде чем
рассуждать об особенностях свидетельства в мире нынешнем,
необходимо попытаться дать краткую характеристику или
определение его сегодняшнему
духовному состоянию. …Это стремление
к хаосу, в
котором
каждый
индивид
ищет
себе
бога
по
своему вкусу
и нраву, чтобы тот потакал прихотям
и похотям человеческого
существа. В нынешние времена можно наблюдать, как то, что было
предосудительно и
беззаконно вчера, выдвигается в
качестве всеобщей нормы сегодня. Передачи новостей служат этому
достаточным подтверждением.
И
вот
здесь,
посреди
буйства
страстей
человеческих, христиане не только говорят о
евангельском свидетельстве, но пытаются утвердить его словом,
делом и помышлением
своих
сердец.
Не
бойся,
малое
стадо!
— ободряет
нас
Сын Божий. — Ибо Отец ваш благоволил дать вам
Царство (Лк. 12: 32).
Человеку страшно без Бога. Он ищет Его в
фантазиях, в экзотических культах, в мистике и там, где все
смешано со всем… И потому христианское свидетельство в
современном мире имеет совершенно ясную
Цель — указать, где Бог.
Никогда
прежде мир не был столь образован и объединен
областью высоких технологий и средств коммуникации. Сегодня он
так утомлен своими земными знаниями и
достижениями,
у него так захватывает дух от открытий и так
кружится голова от успехов, что он, кажется, уже не способен
верить в то, что не от мира сего, — в Бога.
За два тысячелетия, по Слову Господню,
Евангелие Царствия
уже практически проповедано…
по всей вселенной, во свидетельство всем народам
(Мф. 24: 14). Естественным образом христиане приблизились к тому
времени, когда наша вера обретает характер знания о Боге.
Последние два столетия люди с благими
побуждениями говорят
о
том, что они «верят в Бога» вообще как в разумное
основание бытия. А о патриархе Аврааме апостол Иаков говорит,
что веровал Авраам Богу, — то есть доверял Богу, — и
это вменилось ему в праведность, и он наречен другом Божиим
(Иак. 2: 23). Именно Авраамову
веру
Богу ставит Апостол в пример в своих Посланиях Римлянам и Галатам
(См.: Рим. 4: 3, 17; Гал. 3: 6).
Евангельское свидетельство современному миру,
видимо, должно быть в большей степени школой доверия Богу.
Именно этому вконец разучился современный человек, и нередко
даже христиане проявляют неспособность всецело доверять
Тому,
Кого
исповедают.
На социально-психологическом уровне это чаще всего
проявляется в том, что Богу, бытие Которого не оспаривается,
отводится лишь строго определенное место в жизни: например, в
воскресенье за богослужением и в период чтения утренних и
вечерних молитв. А в остальное время суток и в жизни в целом
человек старательно соблюдает свой суверенитет от Творца.
Детская
вера,
детская
доверчивость
Богу
—
это качества истинно евангельского духа. И как
радостно слышать музыку этой детской простоты и твердости веры,
эту гармонию доверия в словах вспоминаемого нами сегодня
Иова,
который
просил
Творца:
…чего я не знаю, Ты научи меня; и если я сделал
беззаконие, больше не буду (Иов 34: 32).
Но дети растут и, сохраняя эти качества души и
сердца, они также приобретают знания, и в том числе — знания о
Боге. Об этом сказано еще в Книге Второзакония устами Боговидца
Моисея: И знай в сердце твоем, — говорит он собрату
своему, — что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит
сына своего (Втор. 8: 5).
Ученики же бывают разные, и об этом Господь
сокрушенно вздыхает в одном из многочисленных обличений,
записанных в Книге пророка Иеремии: …народ Мой глуп, не знает
Меня: неразумные они дети, и нет у них смысла;
они умны на зло, но добра
делать не умеют (Иер. 4: 21, 22).
Коль скоро ветхозаветные праведники еще до
Рождества Христова говорили не только о вере, но и о знании Бога,
то какими же огромными сокровищницами этих знаний
обладаем мы, современные христиане?! Ведь не только
Галилейским рыбакам, но и нам сказал Сын Божий: Вам
дано
знать
тайны
Царствия
Небесного
(Мф. 13: 11). Как бы возрадовался о нашем знании
Премудрый Соломон, которому было неведомо то, что сегодня малые
дети постигают в воскресной церковноприходской школе или в
беседах с родителями! Но в то же время как часто мы забываем
слова Екклесиаста, сказанные им о Боге чуть менее
трех тысячелетий назад: Знать Тебя есть полная
праведность, и признавать власть Твою — корень бессмертия (Прем.
15: 3).
Мне кажется, что доверчивая вера Богу призвана
сосредоточиваться в человеческом сердце как твердость знания.
Когда Символ христианской веры становится смыслом
всех
иных
знаний,
которые обретают в нем свою перспективу, — тогда
человек плодоносит делами веры и благим ведением, оправдывая
слова Спасителя: Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во
Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете
делать ничего (Ин. 15: 5).
Христианское свидетельство современному миру, на
мой взгляд,
должно заключаться в том, чтобы каждый день,
каждый час
быть для
окружающих той
частью вселенной,
где
Премудрость
создала
себе дом, который есть Святая Церковь, и
провозгласила о том, что начало мудрости — страх Господень, и
познание Святаго — разум (Притч. 9: 10).
В современном
мире, где безмерно ценятся рациональные
знания и
материальные свидетельства,
христиане должны
быть
теми,
о ком молилась бездетная мать по имени Анна за
тысячу лет до Рождества Христова: Да не хвалится мудрый
мудростью своею, и да не хвалится сильный силою
своею,
и да не хвалится богатый богатством своим, но
желающий хвалиться да хвалится тем, что разумеет и знает Господа
(1 Цар. 2: 10).
Я
намеревался
завершить
главу
этими словами, но мне показалось важным сказать
еще кое-что. Итак, христианин — это свидетель Божий,
свидетельствующий о Творце перед лицом всего сотворенного. А
значит, в преддверии Восьмого дня, когда Господь приступит к
творению нового неба и новой земли, род христианский во главе с
Божией Матерью даст последнее свидетельство, целью которого
будет
совершенное
преодоление неправды, и произнесет решающее слово
защиты: Господь… есть Бог! (Втор. 4: 35)
Думаю, защита Бога является эсхатологической
миссией человечества, ибо не напрасно записано в Книге пророка
Исаии: …вы — свидетели Мои, говорит Господь, что Я Бог (Ис.
43: 12).
ЕДИНЕНИЕ ЦЕРКВИ В РАЗДЕЛЯЮЩЕМСЯ МИРЕ
О
единении
в нынешние времена раздумывают и говорят христиане
во всем мире. Причиной и побуждением к тому была и остается
заповедь Господа нашего Иисуса Христа о единстве (См.: Ин. 17:
11). Однако поводы для особого внимания к этой проблеме
отличаются сегодня, на рубеже веков, не только многообразием, но
и весьма высокой степенью тревоги за судьбы мира, человеческого
рода и такого всеобъемлющего и одновременно
очень личного
для каждого человека понятия, как Родина.
Сегодня мы размышляем о единении Церкви в
условиях, когда мир переживает решительные перемены. Объединяясь
во внешних формах и их разнообразных проявлениях, он все глубже
разделяется по своему внутреннему содержанию. Само понятие
единства в секулярном мире все чаще претерпевает насилие над
собой, потому что его нередко вынуждают служить лишь формой,
которая подчас не имеет никакого достойного содержания.
Именно поэтому идея единения Церкви,
имеющая своим
основанием Слово Божие, должна быть, по Слову Писания, как
серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное
(Пс. 11: 7). Каждый, кто говорит, а тем более
трудится на ниве церковного единства, призван семь
раз переплавить
свои помыслы и свою совесть, очищая их от предубеждения и
корысти, своеволия и лукавства.
Чудо единения Русской Церкви
Размышляя об этом, я вспоминаю чудо
восстановления единства Московского Патриархата и Русской
Зарубежной Церкви, в приходах которой, распространенных
по всему миру, недавно
совершались празднования в честь
возобновления канонического общения внутри единой Поместной
Русской Православной Церкви.
К этому достопамятному событию, совершившемуся в
день Вознесения Господня в мае сего года, вел не один лишь путь
церковного диалога. Всем, кто здесь присутствует, хорошо
известна история России в
XX
столетии, и потому сейчас нет необходимости
напоминать о причинах и обстоятельствах трагического разделения
Российской Церкви. Нелегкие и непрямые пути к церковному
единению проходили через пустыни недоверия и неприязни,
через
горы
исторических
противоречий
и
разномыслия, через бушующие потоки человеческих
страстей, распрей
и амбиций… Сама мысль о возможном возобновлении
церковного
единства
будоражила
светское и особенно — постсоветское общество. До
последнего дня предпринимались попытки сорвать историческое
событие! И это дает нам основание делать серьезные выводы о
положении дел в стране и в Церкви.
Сегодня, охватывая взором события прошедших лет,
мы с полной ответственностью свидетельствуем, что в совершении
чуда единения Русской Церкви личное и весьма деятельное участие
принимали святые нашей земли. К ним обращались сотни тысяч
верующих сердец с любовью и
надеждой, и они отвечали взаимностью. Чудесным образом
Церковь обретала святые мощи в хранилищах и музейных запасниках;
чудотворные иконы и колокола возвращались на родину из-за рубежа.
Творения святых отцов древности и тома агиографической
литературы издавались и по сей день выходят в свет весьма
внушительными тиражами.
Так год за годом наша земля постепенно умиряется
от смут и гражданских противостояний. Важнейшей частью этого
движения духа стали такие явления, как церковное
прославление сонма
новомучеников и исповедников, а также всеправославные
торжества в честь преподобного Серафима Саровского.
Духовная ностальгия
Паломничества сотен тысяч людей к возрождаемым
святыням и молитвы у чудотворных икон, строительство и
возрождение храмов и монастырей, объединение исторической
русской диаспоры по всему лицу земли в едином переживании острой
духовной ностальгии — все это дела веры. Они преображают сердца
людей и свидетельствуют о том, что мы не потеряли Святой Руси,
духовного Отечества наших предков.
И мы начинаем сознавать, что, для того чтобы
обрести утраченное, его поиски всегда следует начинать в
сокровенной глубине своего сердца, в голосе крови, в личной
памяти. А затем обретенный образ нужно оживотворить молитвой и
начать шаг за шагом воплощать его в жизнь.
В Беларуси среди верующих не было двусмысленности
в отношении к восстановлению единства в лоне Матери-Церкви. Еще
в начале 90-х годов прошлого столетия
Белорусская Православная
Церковь обрела самоуправление, сохранив как святыню
каноническое единство с Московским
Патриархатом. И чувство Родины у белорусского
народа
связано
со
Святой
Церковью
не меньше, чем у россиян. Именно этим порою не
всегда сформулированным, но вполне осознанным мотивом объясняется взаимное
стремление белорусов и русских к единению наших народов —
ведь у нас один Господь, одна вера, одно Крещение и Единая
Церковь.
Церковь Христова — Единая Святая Соборная и
Апостольская Церковь — расширяет и понятие Родины для верующего
человека, придавая этому понятию особое духовное измерение.
Место моего рождения — Москва. Но не только этот
город
является
моей
Родиной.
В Свято-Троице-Сергиевой Лавре я родился как монах
и священнослужитель. А когда приснопамятный владыка Никодим (Ротов)
впервые привез меня на землю моих предков, мое сердце вобрало в
себя Ярославль и Поволжские земли как Родину моих
отцов,
как землю моих корней. Северная Российская столица
Санкт-Петербург и град Тихвин, где я нес первые
архиерейские послушания, продолжили расширять для
меня понятие Родины, мое личное понимание, личное ощущение и
переживание его. Это
понятие не было связано ни с государственной
идеологией, ни с патриотической риторикой — оно было свободно в
священном смысле этого слова, когда вся полнота личности
осознает, что где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3:
17).
Такую свободу Господь даровал мне испытать в
бытность
Патриаршим
Экзархом
Европы,
когда и Берлин, и Париж,
и
Рим, и многие иные города и веси, страны и народы
от северных пределов Европейского континента до Святой Горы Афон
и Града Иерусалима становились для меня близкими и родными,
словно я там родился. А я просто старался обрести в местах
своего служения, в храмах и в людях, в паломнических поездках ту самую — всеобъемлющую
и надмирную — истину, о которой говорил Господь наш Иисус
Христос, что познавший ее сделается свободным (См.: Ин. 8: 32).
Сердечный простор и широта мысли
В словах одного из псалмов, написанного, как
полагают,
во времена Ездры и Неемии, нам открывается
важнейшая закономерность духовной жизни: Потеку путем
заповедей Твоих, — говорит человек, обращаясь к Богу, —
когда
Ты
расширишь
сердце
мое
(Пс.
118: 32). Также и в своем
Послании к жителям Коринфа святой апостол Павел
говорит: Уста наши отверсты к вам, Коринфяне, сердце наше
расширено (2 Кор. 6: 11). И далее добавляет:
Вам не тесно в нас; но в
сердцах ваших тесно
(2 Кор. 6: 12).
Понятие
сердечного
простора
и сердечной тесноты представляются мне ключевыми,
когда речь идет о единении Церкви и о межхристианском диалоге. В
равной степени это относится и к сфере межчеловеческих отношений.
Все мы прекрасно знаем из собственного жизненного опыта, что
полное взаимное понимание и глубокое, искреннее взаимное
прощение возможны лишь при условии равного великодушия сторон.
О необходимости такого великодушия говорил
Коринфянам
апостол Павел.
Христос Спаситель в Своем монологе, где ключевым
обращением были слова книжники и фарисеи, лицемеры (См.:
Мф. 23), обличал иудеев именно в тесноте сердца и в узости души.
И потому мы сознаем, что Церковь Христова — это не система
запретов, рамок и ограничений, которые способны весьма усугубить
начатки любого разделения, что, кстати, и приводит к появлению
различных группировок и сект. Нет! Церковь — это школа обретения
свободы, университет великодушия, академия расширения сердца
Творцом и для Творца.
Однако желающий пройти весь этот курс
Божественного обучения должен знать, что слово Божие живо и
действенно и острее всякого меча обоюдоострого, как
свидетельствует апостол Павел, оно проникает до разделения
души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения
сердечные (Евр. 4: 12). Если в этих словах мы не сумеем
увидеть основ своей личной ответственности пред Богом за
Его Церковь, то успех диалога о единении будет сомнителен.
Здесь мне хотелось бы назвать одно личностное
качество, препятствующее плодотворному общению: это — узость
мышления. Я упоминаю о нем потому, что в попытке его преодоления
кроется опаснейшее искушение.
Не утвержденному
в
христианских ценностях сознанию может показаться,
что преодолением узости мышления может служить свободомыслие. Но
когда человек сам, без участия Бога пытается раздвинуть рамки
своего мировоззрения,
расширить
их
максимально,
чтобы
впустить в свой внутренний мир как можно больше
информации из мира внешнего, тогда наступает катастрофа, о
которой предупреждал Господь Иисус Христос: …какая польза
человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?
(Мк. 8: 36)
Простота
и доступность
всемирной
коммуникации, объединение
Европы,
упрощенная миграция, права человека,
политкорректность
и
толерантность — все это действительно похоже на
долгожданное исполнение исторических европейских мечтаний. Но
реальность оказывается гораздо жестче и порою — трагичнее.
Во всемирной информационной сети человек еще
более одинок, чем наедине с собой, потому что он не несет
ответственности ни за себя, ни за кого… В отсутствии или в
нежелании личной ответственности перед конкретным человеком и
обществом лежит первопричина одиночества. Общение с
собеседником, лица которого не видишь и голоса не слышишь,
взаимно безответственно, а потому большей частью бесплодно и для
души и для сердца. В результате человек может потерять навык
общения с реальным миром и живыми людьми! А на смену настоящей
жизни приходят психические расстройства и разрушение социальных
основ личности.
Необходимо
признать, что и общеевропейский дом состоит не
только из парадных залов, блистающих гостиных и уютных столовых
комнат. Как и в любом доме, в нем должны быть коридоры, кладовые
и технические помещения,
иные
места…
С этим,
наверное,
трудно смириться, и поэтому даже в некоторых
давнишних членах Евросоюза национальный сепаратизм усиливается
год от года, а наблюдатели прогнозируют укрепление политических
позиций евроскептиков.
Оторванные от родных корней, европейские мигранты
уже в первом поколении испытывают трудности в определении того,
что для них Родина, где их Отечество и какую страну они
действительно любят как патриоты, то есть
всем сердцем, до
самопожертвования, — страну своего исхода или страну
своего работодателя. Самое ужасное, когда на этот вопрос вообще
нет ответа…
Попечение об одних лишь правах человека
без его персональной
ответственности пред Богом и людьми приводит к умножению порока,
социальному цинизму и к диктатуре крайнего индивидуализма.
В целом без христианской закваски почва
Европейской
культуры
и цивилизации
может оказаться бесплодной. И тогда страшно
отзовутся в Европе слова Господа, сказанные пророку Иезекиилю в
час нашествия Халдеев, которые овладели Святым Градом и изгнали
его обитателей: …твоим
братьям, твоим
единокровным… всем им говорят
живущие в Иерусалиме [Халдеи — М.Ф.]: «живите вдали
от Господа; нам во владение отдана эта земля»
(Иез. 11: 15).
Именно такое разделение мира и, что особенно
важно для нас с вами, такое внутреннее разделение Европы
является величайшей опасностью нынешнего столетия. Потому мы
призваны обращать особое внимание на
определение Церкви в Символе
нашей веры: Верую
во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь.
Это единство Церкви должно проявляться не в
унификации
credo
разных конфессий, не в попытке их механического
объединения и уж тем более не в утопическом унионизме, который в
истории наших стран надолго утопил
в слезах и в крови идею единения Церкви Христовой.
Сегодня
основы
церковного единения заключаются в единстве
христианского отношения к творению Божию и в первую очередь — к
самому человеку. Размышлять и трудиться над единением Церкви возможно лишь на основании
общности
христианских
целей,
ценностей и,
что
немаловажно,
путей
и способов их достижения. Наконец, в центре
единства Церкви неизменно пребывает ее Основатель и Глава,
Господь наш Иисус Христос,
Который вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13: 8).
Отечество земное и Небесное
С неизменностью первоосновы Святой Церкви тесно
связано христианское понятие Отечества. Их у христиан два —
земное и Небесное. И если христиане вполне реально осмысливают
себя, по словам апостола Павла, как сограждане святым и свои
Богу (Еф. 2: 19), то их отношение к каждой христианской
стране и народу, к каждой пяди исторически
христианской
земли
будет
таким
же,
как к Отечеству Небесному и как к своей духовной
Родине. А духовная Родина состоит, как мы уже говорили, из тех
мест, где мы повстречались с Богом.
Потому я с особой благодарностью и благоговением
выражаю свою любовь к Белой Руси, где я несу архиерейское
послушание уже три десятилетия. Эта земля и люди, живущие на
ней, дороги мне как братья и сестры, как моя возлюбленная
паства, как соотечественники.
Беларусь находится на рубеже между Востоком и
Западом в географическом, в конфессиональном и в
мировоззренческом смысле. Сегодня это не «восточные окраины» и
не «северо-западный край», но суверенная территория. И для
жителей Беларуси понятие единства в его самом широком смысле —
это исторический вопрос жизненной важности.
Так, столетия тому назад в Великом Княжестве
Литовском стабильный религиозный мир и конфессиональное
добрососедство
сохранялись
и
до
и после Люблинской унии 1569 года. Принципы
религиозной свободы были закреплены
в постановлениях Варшавской конфедерации 1573
года и в Уставе Великого Княжества в 1588 году. Такое
положение позволяло укреплять и развивать естественную
религиозность многонационального и многоконфессионального народа
и определяло особый наднациональный стиль решения вопросов в
этой области.
Однако положение дел менялось по мере приближения
1596 года — трагического для идеи церковного единства. Недостойное
заключение Брестской церковной унии было далеко и по
форме, и по содержанию от того, что спустя века сформулировал в
стенах православного собора в Белостоке Папа Иоанн Павел
II
во время поездки в Польшу в июне 1991 года:
«Диалог истины, откровенности и любви — единственный путь к
полному единению. Это дар Божий, незаменимое средство на пути к
примирению».
В национальной памяти белорусского народа, в
истории Белорусской Православной Церкви и в жизни нашего земного
Отечества ярко сияет имя благоверного князя Константина
Константиновича Острожского. Достойный сын благочестивого отца,
киевский воевода Константин Острожский воспринимал заповедь
Христову о единстве как идеал гражданской и религиозной жизни
многочисленных христианских народов Европы.
Но 24 июня 1595 года в окружном послании к
православному духовенству и мирянам он призвал их твердо стоять
в православной отеческой вере. Это был призыв-ультиматум без
права на историческую ошибку и без какого-либо
намека на дипломатическую уклончивость или тонкую игру.
«Мы не воздух и не ветер пасем, но единую истинную веру
исповедаем и ее соблюдаем», — взывал он к своим единоверным
соотечественникам. Вся его жизнь и деятельность были примером
твердости в вере и гибкости в средствах ее защиты и укрепления.
В 2008 году отмечалось 400-летие со дня
кончины этого верного
сына Святой Церкви и героя нашего Отечества, который
мечтал о церковном единстве и всего себя посвятил борьбе за его
чистоту. В нынешние времена никто, кроме Церкви, не даст миру
деятельного ответа на вопрос, что такое единство духа в союзе
мира (Еф. 4: 3) и как его достичь. Это — наш долг перед
лицом наших отцов, созидавших христианскую европейскую
цивилизацию,
и
перед
грядущими
поколениями
христиан. Вот почему мне представляется особенно важной
возрастающая
общность христиан Европы в их стремлении сохранить,
развить и укрепить христианские основы европейской цивилизации в
третьем тысячелетии от Рождества Христова.
Молитвами покровителей Европы святых
равноапостольных Мефодия и Кирилла и святого Венедикта
Нурсийского
да
подаст
нам
силы
Всемилостивый Господь к исполнению миссии единения
со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением,
снисходя друг ко другу любовью (Еф. 4: 2).
