Минская епархия в конце XIX, начале XX столетий.
Историко-статистический обзор.
(К 210-летию основания, 1793-2003)

Восстановление церковной жизни, наметившееся в последние десятилетия, невозможно вполне осмыслить без учета того, что представляла собой наша Церковь в начале прошлого столетия, что представляла собой Минская епархия.

В конце XIX века территория большей части современной Беларуси входила в состав Минской епархии. Пределы Минской епархии совпадали с границами Минской губернии, которая состояла из 9 уездов: Бобруйского, Борисовского, Игуменского (ныне г. Червень), Минского, Мозырского, Новогрудского, Пинского, Речицкого и Слуцкого. В сврою очередь, в церковно-административном отношении каждый уезд делился на благочиннические округа (от 3-х до 5-ти).[1]

Храмы

По статистическим данным за 1900 год в Минской епархии проживало 2.340.260 человек[2], из них православных было 1.500.850[3]. Всех церквей в Минской епархии было 1296. Из них было: 10 – соборных, 7 – монастырских, 539 – приходских, 8 – при казенных заведениях, 8 – домовых, 468 – кладбищенских, 155 – приписных и 102 часовни[4].

Большей частью храмы Минской епархии были деревянные, некоторые из них были перестроены из бывших костелов. Много было и ветхих храмов (84 в 1901 г.), которые требовали ремонта и из-за ветхости богослужение в них не совершалось[5].

Довольно правдиво о состоянии приходов сообщали отцы благочинные в своих многочисленных отчетах. Вот, к примеру, как говорится о состоянии церквей благочиния II округа Новогрудского уезда в 1905 году: «Храмы бедны, приходские церкви деревянные – ветхие, маловместительные и неблаговидные, а по внутреннему благоустройству неудовлетворительны. Каменные церкви и деревянные новые – хороши… Утварью и ризницей все храмы снабжены достаточно и пополняются местными средствами, благодаря усердию пастырей и прихожан. Церковные библиотеки скудны из-за недостатка средств, они пополняются только выпиской Церковных и Епархиальных ведомостей. Все приписные деревянные церкви бедны, маловместительны и скудны утварью»[6].

В 1900 году в Минской епархии насчитывалось 1205 священнослужителей: 34 протоиерея, 550 иереев, 60 диаконов и 561псаломщик.[7]

К 1912 году количество православных приходов в епархии возросло до 580. Наибольшее количество приходов приходилось на Пинский уезд. Многие приходы имели по несколько приписных, кладбищенских храмов и часовен.[8] Заметно выросло и население епархии – до 2.878.149 человек. В Минске к тому времени проживало 103.132 человека, из коих православных было всего лишь 36.606.[9]

В начале XX века в Минске было 19 церквей. Среди них особое место занимали Минский кафедральный Свято-Петро-Павловский собор и Минский Свято-Екатерининский собор.

Каменный трехпрестольный кафедральный Свято-Петро-Павловский собор был построен в первой половине XVII столетия. Это был очень красивый пятикупольный храм с высокой колокольней над входом. В нем находилась одна из главных святынь Беларуси - Минская икона Божией Матери. В 30х гогдах прошлого века собор был уничтожен большевиками.

Минский Свято-Екатерининский собор был построен в начале XVII столетия. Собору принадлежало 5 приписных церквей. Одной из таких церквей была Покровская церковь в деревне Крупцы. В ней находилась местночтимая Крупецкая икона Божией Матери.[10]

Монастыри

К 1913 году в епархии было 6 православных монастырей:

Минский мужской Свято-Духов монастырь

Монастырь существовал в Минске с 1870 года и был устроен из переведенного сюда Слуцкого Свято-Троицкого монастыря. Главный каменный храм монастыря был освящен в 1870 году в честь Сошествия Святого Духа на Апостолов. В храме находился придел в честь святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Кроме того, в здании, примыкающем к монастырю, находилась теплая домовая церковь в честь святителя Николая.[11]

В 1901 году в монастыре проживало 13 монахов и 15 послушников. При монастыре действовала церковно-приходская школа, обучавшая 39 мальчиков.[12]

Обитель размещалась в зданиях бывшего монастыря бернардинок, построенном в первой половине XVII века[13].

Минский женский Спасо-Преображенский монастырь

Монастырь существовал с 1874 года. Он был устроен в зданиях закрытого в 1871 году римо-католического женского бенедиктинского монастыря из двух переведенных сюда женских монастырей епархии — Вольнянского Свято-Троицкого, находившегося в селе Вольно Новогрудского уезда и Пинского Свято-Варваринского монастыря. Каменный монастырский храм был освящен в 1874 году в честь Преображения Господня с приделом, устроенным на хорах, в честь великомученицы Варвары. В монастырском храме находилась частица мощей (ручная косточка) великомученицы Варвары.[14]

В начале XX века в монастыре было 32 монахини и 62 послушницы. Монастырь занимался подготовкой ко крещению и переходу в православие из ереси и раскола лиц женского пола и бесплатно предоставлял им жилье, питание и обучение основам веры. При монастыре действовал детский приют и школа грамоты, в которой обучалось 12 девочек на монастырском содержании.[15]

Богатая монастырская библиотека постоянно была открыта для всех желающих.

Эти два монастыря, по словам А. Хвалебнова, играли важную роль для города Минска.[16]

Пинский мужской Богоявленский монастырь.

Начало монастыря восходит к концу XVI столетия. На месте своего последнего существования обитель находилась с 1880 года и была устроена из переведенного сюда Минского Свято-Петро-Павловского монастыря. В 1848 году сюда было переведено духовное училище из Свято-Благовещенского монастыря в местечке Ляды. Каменный монастырский храм был освящен в честь Богоявления Господня.[17]

В монастыре проживало 6 монахов и 20 послушников.[18]

Ляденский мужской Благовещенский монастырь

Монастырь был основан в первой половине XVIII столетия. До 1839 года он был униатским базилианским, а в 1839 году был воссоединен с православием. Каменный монастырский храм был построен в 1794 году в честь Благовещения пресвятой Богородицы. В нем находилась местночтимая икона Ляденской Божией Матери, которая представляла собой копию Жировицкой.[19]

В начале XX века в монастыре проживало 6 монахов и 6 послушников, действовала школа грамоты с общежитием, в которой обучалось 12 мальчиков[20].

Слуцкий мужской Свято-Троицкий монастырь

Монастырь находился в г. Слуцке, время его основания не известно. С 1792 по 1840 год в нем находилась духовная семинария, которая была переведена в Минск в 1840 году. До 1870 года Слуцкий монастырь был первоклассным, и минские архиереи были его настоятелями. В 1870 году монастырь был переведен в Минск, и там был учрежден первоклассный Свято-Духов монастырь, а в Слуцк был переведен третьеклассный Иоанно-Богословский монастырь, находившийся в местечке Грозово Слуцкого уезда.

Главный монастырский храм с двумя приделами и склепом был освящен в честь Святой Троицы. В нем нетленно почивали мощи святого младенца Гавриила и мощи блаженной Софии, княгини Слуцкой. В монастыре также имелась теплая домовая церковь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы и каменная церковь над входными вратами в честь святого апостола Иоанна Богослова, принадлежавшая духовному училищу.[21]

По архивным данным за 1901 год в монастыре было 9 монахов и 11 послушников, действовали четыре церковно-приходские школы на 76 учащихся и богадельня.[22]

Таким образом, в 1901 году всех монашествующих в Минской епархии было 56, а послушников и послушниц — 114.[23]

Совершая очередную поездку для обозрения церквей и школ Минского уезда в марте 1913 года, епископ Митрофан (Краснопольский) выразил мысль об устройстве в местечке Ивенец женского общежительного монастыря[24]. И вот, 28 августа 1913 года монастырь был открыт. Монастырь находился при приходской церкви и был устроен в целях миссионерской борьбы с католической пропагандой.[25] Это был последний монастырь, основанный не только в Минской епархии, но и во всей Беларуси перед Первой мировой войной и последовавшими за ней после 1917 года гонениями на Церковь. Только за 1913 год на устройство монастыря было собрано более 80.000 рублей. При монастыре была открыта учительская школа, опекуншей которой стала игуменья монастыря матушка Мария. Занятия в школе начались в сентябре 1914 года. В школу было принято 27 учениц.[26]

Приходская жизнь, положение городского и сельского духовенства

Жизнь прихода затрагивает множество различных сторон. Это и морально-нравственное состояние пастыря и его паствы, это и деятельность пастыря на своем приходе, хоровое пение, проповеди и беседы с народом, церковно-школьное дело, состояние самого храма, приходской библиотеки, влияние сектантской и католической пропаганды, и, наконец, что также немаловажно, — это и материальное положение священника, условия жизни его и его семейства.

Минские архиереи этого периода не мало заботились о многочисленных приходах, вверенной им епархии, периодически совершая многократные поездки для обозрения церквей. Подобные поездки обычно занимали 10 — 12 дней. Каждый день был насыщен. За один день поездки обычно посещались церкви 5ти — 6ти сел, причем не только приходские, число которых совпадало с количеством посещаемых сел, но и кладбищенские, которых могло быть и более.[27]

«Посещение Его Преосвященством церквей Новогрудского уезда в этом году (1909) представляло собой такое торжество, которое можно сравнить с торжеством пасхальной недели», – так описывал посещение приходов владыкой ключарь Минского кафедрального собора протоиерей Иоанн Шенец[28]. Всегда множество народа, который был разодет по-праздничному, встречало и провожало владыку с хлебом-солью, во главе с благочинными, пастырями и представителями народа.

Прибыв на приход и осенив народ крестным знамением, владыка обычно входил в храм и осматривал антиминс, святые Дары и прочие предметы на престоле, а в это время местный священник докладывал владыке о состоянии прихода. Затем Его Преосвященство совершал молебен или Всенощное бдение, смотря по времени, и после этого осматривал алтарь, ризницу, архив и церковные документы. Затем он выходил к народу и обращался к нему со своим архипастырским словом. Своим кратким и выразительным словом владыка производил на народ очень сильное впечатление и выражал ему свою радость, если видел в храме полный порядок и слышал от пастыря благоприятный отзыв о доброй христианской жизни прихожан или, наоборот, если не находил полного порядка в храме или слышал о каких-нибудь укоренившихся недостатках религиозно-нравственной жизни прихожан. Особенно скорбел архипастырь, когда слышал о переходе православных в католичество и выказывал свою радость и благодарность тем православным, которые, живя среди католиков, остались твердыми и непоколебимыми.

После поучения все подходили к владыке под благословение. Потом осматривалась церковь снаружи и весь церковный погост, посещалась местная церковно-приходская школа.

В заключение владыка обычно посещал дом священника и после этого отправлялся в дальнейший путь.[29]

Подобные посещения приходов имели большую пользу, так как очень часто священники скрывали те проблемы, которые существовали на приходе. Приезд владыки также имел огромное влияние и на местных жителей, потому что его слово всегда имело большой авторитет.

Умственный уровень духовенства в глазах прихожан стоял очень высоко. Прихожане почти во всех затруднительных случаях жизни обращались за советом к священнику. К полученному же совету они относились с полным доверием и уважением.

Пьянство и нерадение среди духовенства представляло собой единичные случаи.

Немало приходилось духовенству бороться с суевериями и пьянством в народе. Благодаря введению казенной продажи вина, народ освободился от разлагающего влияния кабака, где евреями водка отпускалась в кредит, в обмен на сельскохозяйственные продукты и предметы первой необходимости, где спаивание и обирание простого люда было введено в систему.[30]

Однако, в общей массе народ был «недоразвит, всецело предан интересам житейским, хозяйству, а к храму, религии и школам относился безразлично», — писал в отчете благочинный 2-го округа Игуменского уезда священник Павел Васюкевич[31].

К сожалению, многие стороны приходской жизни в начале XX века очень страдали. Те недостатки, которые существовали в жизни приходов, мешали Церкви осуществлять свою миссию и ослабляли ее авторитет.

«Что же сказать о множестве затерянных в глубине лесов и в широте полей наших храмах, где народ тупо стоит в церквах, ничего не понимая под козлогласованием дьячка или бормотанием клирика?»[32] Большинство деревенских приходов, особенно находившихся в глуши, далеко от уездных центров, к сожалению, представляли такую картину.

Нередко имели место кражи в церквях, а иногда и кощунства.[33] Одно из таких кощунств произошло в селе Блонь Игуменского уезда в 1903 году. Там, в канун праздника Крещения Господня неизвестными крестьянами был разбит крест изо льда, устроенный для чина освящения воды, а в приготовленную крестообразную прорубь был набросан всякий мусор.[34]

В приходах регулярно проводились катехизические поучения во время богослужений, особенно во время Великого поста. Тогда в сельских церквях псаломщиками громко читались молитвы, Символ веры и заповеди Господни, а священники объясняли их. Собеседования также проводились почти во всех приходах. В летнее время в храмах и на погосте между утреней и литургией, а в зимнее время в церковно-приходских школах.[35]

Церковные библиотеки при сельских храмах епархии представляли собой часто одну из самых забытых принадлежностей последних. Библиотеки не только не имели каких-либо особых помещений, но и запас книг и журналов был скуден до крайности.[36]

Церковное пение во многих сельских приходах отсутствовало. Певческие хоры обычно устраивались из учеников церковно-приходских школ, но были и любительские. Однако в некоторых приходах, несмотря на существование церковно-приходских школ, пение не практиковалось, хотя и могло быть важной частью в борьбе с нараставшим влиянием католицизма.

Довольно часто священникам приходилось вести борьбу с католической пропагандой на своих приходах, ведь вся интеллигенция в нашем крае была преимущественно католическая. К этому нужно еще добавить и равнодушие немногих православных интеллигентов и помещиков к вопросам веры. Помещики-католики усердно помогали в пропаганде своим ксендзам, заводили в своих имениях и деревнях польско-католические школы и принуждали переходить в католичество свою прислугу.[37] А ксендзы, несмотря на запрещение преподавать христианские требы лицам православным, все равно тайно преподавали их, совершали даже браковенчания лиц православных, состоявших между собой в родстве, в том даже случае, когда брак не должен совершаться. Как бы в обход закона, ксендзы в одних случаях не совершали венчание, но давали какое-то благословение на сожитие, что в глазах простого народа было равносильно совершению таинства Брака. Ухищрения и извороты ксендзов в деле пропаганды были так многочисленны, разнообразны и противозаконны, что нет возможности их перечислить.[38]

И, наконец, вопрос не последнего значения — материальное положение духовенства.

«Церковная доходность большей частью незначительная, едва можно покрыть самые необходимые расходы… Материально духовенство округа — бедно. От этого сельское духовенство, живя в глуши, снаружи (по одежде) не привлекательно, все это от нужды и бедности, невозможности свести концы с концами. Особо терпит духовенство в семейном отношении из-за отсутствия нормальных домов и хозяйственных строений», — писал в своем отчете благочинный священник Григорий Лукашевич.[39]

Духовенство, хотя и получало жалование от правительства, но оно было недостаточно, и это особенно чувствовалось при воспитании детей на собственном содержании в духовных учебных заведениях.[40]

Духовенство, имевшее бедственное финансовое положение, иногда могло обучать своих детей в духовных учебных заведениях бесплатно, за казенный счет, но, к сожалению, не всегда можно было этого добиться.[41]

Положение сирот духовенства Минской епархии было исключительно тяжелым. Нередко вдове священника приходилось собирать милостыню даже и среди иноверцев для прокормления своей осиротевшей семьи.[42]

Вопрос о материальных условиях быта православного духовенства не раз поднимался на страницах периодической печати, однако, мало что делалось для улучшения этих условий.

Священник получал в год 300 — 400 рублей от казны. Из этого жалования высчитывали еще около 40 рублей. Что же касается земельных угодий, то они, в общем, священнику никакого дохода не приносили. Добровольные же пожертвования представляли собой большое зло и служили сильным тормозом в деле распространения Христова учения. Во-первых, крестьяне были очень бедны. Во-вторых, они не понимали того, что они нравственно обязаны были материально благодарить священника. Крестьяне смотрели на добровольные пожертвования как на взятки, называли духовенство чуть ли не открыто «грабителями, душегубами» и другими хульными словами. С распространением же грамотности это недовольство стало выражаться в большой массе жалоб, которые подавались епархиальному начальству «за поборы». На этой почве епархиальным начальством проводились частые следствия, которые так незаслуженно роняли авторитет духовенства в глазах народа. Поэтому простой народ и делал вывод, что все деньги, которые берет духовенство за требы, — вымогательство, и стоит только пожаловаться начальству на попа, чтобы получить взятое обратно. В чем же было виновно духовенство? Было ли оно виновато, что у него, как и у всех, есть желудок, потребность одеваться, содержать семью, обучать детей и так далее. Вот и приходилось священнику всячески хитрить, угождать и заискивать у влиятельных прихожан, так как в противном случае на него за каких-нибудь три рубля, взятых за венчание, или пятак за исповедь, могли навести следствие.

Поэтому часто духовенство теряло свое нравственное влияние на народ.

Следует также сказать и о том, что при одинаковом жаловании земельные и другие угодья были распределены очень неравномерно.[43]

Однако весь трагизм в деле получения духовенством жалования заключался не только в его мизерности, а в том, что получение это проходило массу мытарств, случайностей, неожиданностей, сопряженных иногда с большими неприятностями.[44]

«Положение псаломщиков крайне бесправно и унизительно, унизительно до того, что они стесняются в обществе назвать свою должность…»[45].

И действительно, возможно ли было прожить на 9 рублей 74 копейки в месяц? Правда, кроме жалования от казны, псаломщики получали еще и кружечные доходы, однако доходы эти были ничтожны. Были такие приходы, где псаломщики получали из кружки 2 — 3 рубля в месяц, не более, а семьи их жили в такой нищете, что в комнате не на чем было сидеть, и спали они на голом полу. Почти во всех приходах был разлад между священником и псаломщиком. В этом заключалась одна из трагедий сельского пастыря, так как почти всегда псаломщик был затаенным врагом священника, в основном на материальной почве.[46]

Эта материальная зависимость от обедневшего народа и явилась результатом ненормальности отношений пастыря с пасомыми. А в сельской местности эти отношения регулярно обострялись еще и таким явлением, как неуважение чужой собственности: скашивание сенокосов и потрава посевов священника.[47]

Однако, несмотря на все эти трудности, духовенство усердно продолжало нести свое послушание и заботиться о своей пастве

Церковно-приходские школы и школы грамоты

Важной частью церковной жизни епархии были церковно-приходские школы и школы грамоты, которые имели огромную пользу и оказывали благотворное влияние на народные массы.

По отчету Минского епархиального училищного совета, в 1900 году всех церковных школ в Минской епархии было 1806. В это число входили: 1 второклассная церковно-приходская школа, 12 двухклассных, 222 одноклассных, 1569 церковных школ грамоты и 2 образцовые одноклассные церковно-приходские школы при духовной семинарии и Минском женском училище духовного ведомства. Число учащихся всех церковных школ составляло 45125 человек.[48]

Благоприятными условиями для развития церковно-школного дела было пробуждающееся в народе сознание пользы грамотности, расположение православного сельского населения в большинстве случаев к школам именно церковного типа и, наконец, огромная просветительная деятельность духовенства епархии.[49]

Однако, вместе с этим, церковные школы приносили постоянные хлопоты и неприятности священникам от прихожан, особенно при изыскании средств, при сборе пожертвований на эти школы. Духовенство продолжало безропотно нести на себе это бремя, ниоткуда не получая поддержки. Кроме того, закрытие некоторых школ грамоты, которое иногда имело место, по финансовым причинам или для удобства инспекции, было очень опасным, так как на месте закрытых православных появлялись польско-католические школы, куда из-за удобства поступали и дети православных.[50]

Особенности населения епархии, которая была густо заселена иноверцами-евреями, католиками и раскольниками, явились неблагоприятным условием для развития церковно-школьного дела. Топографические особенности губернии, которая была обильно покрыта лесами и болотами, что при разбросанности селений и неудобстве путей сообщения также мешало правильной организации школьного дела. К этому нужно еще прибавить и безучастие, а иногда и просто неприязненное отношение к церковным школам членов сельской администрации. И, наконец, скудность и непостоянство местных средств содержания школ по причине бедности крестьянских обществ, недостаточность подготовленных кандидатов на учительские должности. Все это в свою очередь мешало нормальному развитию церковно-школьного дела.[51]

При школах проводились религиозно-нравственные чтения, которые приносили немалую пользу. Они помогали простому народу с пользой провести время праздничного досуга. Пользуясь праздничным досугом рабочих людей и доставляя им полезное развлечение, религиозно-нравственные чтения давали в тоже время возможность оживить и восполнить знания тем, кто когда-то учился в школе, а неучившимся и безграмотным сообщали как важнейшие и необходимые религиозно-нравственные сведения, так иногда и полезные житейские советы. Кроме этого, подобные беседы и чтения отвлекали простой сельский люд от пьянства и пустого времяпрепровождения.[52]

Нельзя не отметить и того обстоятельства, что вместе с образованием церковные школы распространяли и сельскую культуру. Во многих школах велось практическое обучение сельскому хозяйству. При школах имелись земельные участки, на которых устраивались сады, огороды и пасеки. В них обучали ремеслам, преимущественно кузнечно-слесарному и столярно-токарному. Почти все женские школы и многие смешанные обучали девочек рукоделию, шитью, кройке, вязанию, вышиванию и т. д.

В некоторых деревнях, где не было церквей, устраивались церкви-школы, которые давали возможность крестьянскому населению присутствовать в воскресные и праздничные дни за богослужением и видеть участвующих в чтении и пении на клиросе своих же детей.[53]

Из-за недостатка преподавателей во многих школах отсутствовало обучение церковному пению.[54]

Все школы епархии, за исключением железнодорожных, снабжались учебниками и учебными пособиями безвозмездно, за счет средств, отпускавшихся Святейшим Синодом. А письменными принадлежностями ученики снабжались за счет местных школьных средств или за счет родителей.[55]

Не все школы грамоты имели свои помещения. Одна часть школ помещалась в своих, специально построенных зданиях (155 школ), другая (411) — в арендованных зданиях, третья (55 школ) — в зданиях, отданных под школу каким-либо обществом, членами причта или сельским учителем бесплатно, и, наконец, четвертая (542 школы) — помещений вообще не имела: школы переходили понедельно из избы в избу.[56]

Учителя обычно получали жалкие копейки. Этим и объяснялась постоянная нехватка хороших преподавателей.

Каждый священник был законоучителем в своей приходской школе.

В 1906 году Минский губернский комитет по делам земского хозяйства уменьшил пособие на содержание церковно-приходских школ на 18000 рублей, предназначив эту сумму на открытие земских школ.[57]

И вот, уже к 1910 году число церковных школ епархии с 1806-ти (на 1900 год) уменьшилось до 1118-ти.[58]

Деятельность православных братств и обществ

Большое значение имели православные братства, действовавшие в начале XX века на территории Минской епархии. Они занимались миссионерско-просветительной деятельностью, стояли на страже народной нравственности и всячески противодействовали католической и иной инославной пропаганде.

Еще с 1865 года в Минске существовало епархиальное братство во имя святителя Николая, которое имело свои уездные отделения. Братство занималось просветительной и благотворительной деятельностью, оно содержало церковь при Минском благотворительном обществе и выдавало пособия нуждающимся учителям церковно-приходских школ. К праздникам Рождества Христова и Пасхи братство помогало деньгами и продуктами бедным жителям Минска.

Скромная благотворительная деятельность братства не могла принять широкий размах из-за ограниченности средств. Братство насчитывало 64 человека и издавало ежемесячный журнал «Православный Братчик».[59]

В 1886 года в Минске было открыто еще одно братство — Кирилло-Мефодиевское при церкви Минской Духовной Семинарии. Целью его было помогать воспитанникам семинарии в их материальных и учебных нуждах. Братство насчитывало 296 членов.[60]

В 1901 — 1902 годах было учреждено Общество помощи нуждающимся воспитанницам Паричского женского училища духовного ведомства. Это общество оказывало материальную помощь беднейшим из воспитанниц в виде платы за содержание, общежитие и снабжение одеждой.[61]

Ощущая необходимую потребность в более лучшей организации крестных ходов, в их торжественности, а также с целью осуществить «капитальную перестройку и большее благоукрашение» Крупецкого храма, где хранилась Крупецкая чудотворная икона Божией Матери, жители Минска в 1902 году обратились с просьбой к Преосвященному Михаилу (Темнорусову) об открытии общества хоругвеносцев. Просьба была удовлетворена, и общество было открыто.[62]

Минское общество хоругвеносцев находилось в ведении и под покровительством Его Преосвященства.[63]

Одно из древнейших — Слуцкое народное Преображенское братство — к тому времени действовало в Слуцке уже более трехсот лет.[64]

При Пинском Духовном Училище действовало братство во имя Казанской иконы Божией Матери, которое помогало воспитанникам училища в их материальных нуждах, в умственном, религиозно-нравственном и эстетическом развитии.[65]

С 1903 года по благословению Его Преосвященства, епископа Михаила (Темнорусова), при Минском Свято-Духовом монастыре действовала бесплатная столовая для бедных, без различия вероисповедания и национальности. Столовая была открыта на средства Минского епархиального братства во имя святителя Николая.[66]

А с 1905 года при том же братстве стали регулярно проводиться богословские чтения, которые были организованы по инициативе владыки Михаила. Эти чтения предназначались для интеллигентной публики города Минска. По предложению Преосвященного, в богословских чтениях изъявили желание принять участие: ректор семинарии архимандрит Николай (Орлов), кафедральный протоиерей В. Успенский, настоятель Екатерининского собора протоиерей П. Афонский, преподаватели семинарии А. Товаров, И. Язвицкий, Д. Скрынченко и многие другие. Чтения проводились в покоях Его Преосвященства по воскресным дням и сопровождались духовным концертом архиерейского хора.[67]

После 1905 года началось заметное оживление деятельности западно-русских братств. По городам и селам при церквях стали возникать сотни новых братств, которые стремительно развивали свою широкую деятельность. Во время выборов в 3-ю Государственную думу некоторые братства (например, в Гродно и Минске) явились выразителями общественного мнения всего белорусского населения отдельных губерний. Без их участия не обходилось ни одно из крупных общественных начинаний. Широкая и плодотворная деятельность западно-русских братств подняла их авторитет и привлекла к ним местное православное население.[68]

В 1907 году в Минске было учреждено новое братство — Православное народное братство во имя Животворящего Креста Господня. Целью братства было всегда стоять на страже интересов православия и русской народности, объединять всех православных людей губернии, содействовать воспитанию и просвещению учащегося юношества, просвещению народа посредством собеседований, чтения лекций и т. д., заботиться о благолепии православных храмов, о красоте церковного богослужения и материальном обеспечении причтов. Деятельность братства простиралась на все города, местечки, села и деревни Минской губернии. Братство имело свои отделы в разных городах и местечках епархии, выпускало свое печатное издание «Братский листок» и открывало библиотеки, читальни, чайные, столовые и приюты.[69]

Так, например, в 1908 году братство ходатайствовало перед губернатором о запрещении выставлять соблазнительные картинки (порнографии) в окнах магазинов и театрах-кинематографах.[70]

Были такие люди, которые, перенося страшную нищету, не решались просить о помощи. И братство ставило своей главной задачей помочь не всем просящим, а главным образом тем неведомым миру страдальцам, которые не решались протянуть руку за помощью. Таких несчастных приходилось разыскивать, так как сами они не приходили. И члены братства собирали сведения о таких людях.[71]

Минское православное народное братство продолжало расти, открывались все новые и новые его отделы.[72] К концу 1907 года таких отделов было 15.[73]

Важным событием в жизни православных братств этого периода явился первый съезд представителей православных братств Западной Руси, который проходил в Минске с 29 по 31 августа 1908 года.

«Это был первый съезд, первый собор западнорусских братств после почти 300-летнего перерыва подобных собраний», — говорилось в Вестнике Виленского Свято-Духова братства.[74] На съезд прибыло около 100 делегатов.[75] Заседания съезда проходили в помещениях Минского Свято-Духова монастыря.[76]

На этом съезде, выработавшем некоторые важные постановления, впервые съехались и объединились церковно-общественные деятели края, подсчитали свои силы, положили прочный фундамент дальнейшему западнорусскому объединению и поделились своими горестями. Доклады, которые привезли с собой представители братств, оказались почти тождественны. Так однообразны были общественные язвы края и вызывавшие их причины. Из докладов и речей выяснилось, что Православная Церковь в Белоруссии перестала быть господствующей и окончательно стала гонимой.

На съезде совершенно отсутствовала политика. Между участниками царило единодушие, замечался особенный подъем национального чувства, на что важное воздействие оказал ответ государя императора на верноподданническую телеграмму съезда: «Желаю полного успеха деятельности православных братств в западных губерниях».[77]

В период с 1905 по 1910 год, как свидетельствуют архивные материалы, было открыто множество малых братств при различных церквях епархии.[78]

Таким образом, православные братства играли особо важную роль в церковно-общественой жизни Минской епархии и в целом всего Белорусского края.

Особое место в истории Минской епархии должно быть отведено Минскому церковному историко-археологическому комитету.

По благословению епископа Михаила (Темнорусова) в Минске был создан и в 1908 году открыт Минский церковный историко-археологический комитет и музей при нем. Основателями его стали преподаватель Минской Духовной Семинарии Д. В. Скрынченко, который также был редактором Минских Епархиальных Ведомостей, инспектор семинарии А. М. Панов, преподаватель мужской гимназии А. П. Смородский и директор народных училищ М. Н. Былов, который стал первым председателем комитета.[79]

После смерти М. Н. Былова в 1909 году его преемником стал А. К. Снитко.[80]

Устав комитета был утвержден Святейшим Синодом в октябре 1907 года. В нем говорилось: «Минский церковный историко-археологический комитет имеет целью для пользы Церкви и науки изучение церковно-религиозной и общественной жизни местного края в ее прошлом и настоящем, обследование, охранение и собирание памятников древности и старины… В круг деятельности комитета входит: а) историческое обследование внешнего и внутреннего развития местной церковно-религиозной и общественной жизни; б) исследование и изучение вещественных памятников старины, а также памятников живой старины, в виде местных народных обычаев, преданий и песен; в) приведение в известность и описание всякого рода памятников древности и архивов церквей, монастырей, епархиальных и других учреждений; г) наблюдение за сохранностью старинных храмов и других церковных сооружений, кладбищ, надгробных и других памятников, старинных церковных принадлежностей, письменных документов и принятие мер против их порчи и истребления; д) собирание и хранение в своем музее памятников старины; е) распространение в обществе, и по преимуществу среди духовенства, церковно-исторических и археологических сведений, возбуждение внимания и интереса к древностям, устройство археологических выставок и публичных чтений».[81]

Начав свою деятельность, комитет стал периодически обращаться к духовенству и мирянам Минской епархии с просьбой жертвовать в музей разные памятники старины, которые утратили свое практическое употребление в храме. А о тех предметах, которые еще использовались, члены комитета просили сообщать и давать их описание.[82]

Первоначально историко-археологический комитет размещался в Архиерейском доме, в двух комнатах с электрическим освещением. Затем Преосвященный предоставил комитету более обширное помещение во дворе Архиерейского дома.

Уже через год, в 1909 году, в собрании музея комитета насчитывалось 4 антиминса XVIII века, 9 воздухов, 2 плащаницы, скуфейка, епитрахиль, несколько евхаристических сосудов, 15 икон, 21 крест, 14 медалей, 35 разнообразных предметов, 21 каменный топор и множество различных монет. Библиотека музея насчитывала 49 рукописей и рукописных книг, включая славянские, русские, польские и латинские, 40 печатных изданий, включая также славянские, польские, латинские и русские, а также в библиотеке были представлены издания различных научных учреждений, архивов и музеев России.[83]

В 1909 году Минский церковный историко-археологический комитет издал первый выпуск своих трудов «Минская Старина», где говорилось об открытии комитета и были опубликованы его первые исследования и труды.[84]

Члены комитета, получив необходимые разрешения, выезжали в различные места Минской епархии для проведения раскопок.[85] Так, например, в августе 1910 года члены комитета производили раскопки в Турове (Мозырский уезд), на кладбище, где был найден древний языческий саркофаг.[86] Кроме того, отдельные сотрудники совершали поездки по городам и местечкам епархии, где посещали храмы и изучали хранившиеся там предметы старины.[87]

Музей комитета имел огромное значение, как для простых посетителей, так и в особенности для учащихся духовных учебных заведений.

Осенью 1913 года Преосвященный Митрофан предоставил под музей Минского церковного историко-археологического комитета помещение во вновь построенном Юбилейном доме в память 300-летия царствования дома Романовых. К этому времени собрания комитета насчитывали 1.717 различных книг и рукописей и 1.284 предмета старины.[88]

Освящение Юбилейного дома состоялось 21 октября 1913 года. В доме были размещены: Минский церковный историко-археологический комитет и его музей, братская общедоступная бесплатная библиотека-читальня и зал для народных собраний.[89]

Владыка Митрофан в своей речи на освящение дома сказал: «Отныне православные русские люди не только города Минска, но и Минской епархии будут иметь свой собственный уголок, где найдет себе приют все, что проникнуто духом православной веры, что связано с историей многострадальной православной церкви в нашем крае… К сожалению, у нас, благодаря беспечности и нерадению, это доброе братское дело было забыто, и лишь ныне мы призваны к тому, чтобы восстановить единение русских людей»[90].

Затем владыка обратился за помощью ко всем присутствовавшим в создании исторической библиотеки, чтобы читатель смог найти все, касающееся его прошлого и великих подвигов его православных предков. Ведь это прошлое полито кровью и слезами и усеяно костями мучеников.[91]

В этом же году Минским церковным историко-археологическим Комитетом был издан четвертый выпуск трудов «Минская Старина», посвященный Слуцкому Тройчанскому архиву, архиву Свято-Троицкого монастыря. Сюда входили документы с начала XVI по XIX век. Описание этих документов производил А. Снитко. Он старался передать по возможности подробнее содержание актов, подчеркнуть характерные обороты речи и юридические термины. К описанию были приложены алфавитные указатели личных имен, мест и предметов.

Описанные документы содержали много данных, которые могли бы помочь восстановить картину жизни разных слоев населения Слуцкого княжества в XVI, XVII и XVIII веках, могли бы дать несколько новых штрихов для политической истории Речи Посполитой. Завещания, письма, процессы таили богатый материал для характеристики таких деятелей, как князья Олельковичи, Богуслав Радзивил, епископ Белорусский Феодосий Василевич, князь Святополк-Четвертинский и другие.[92]

Миссионерская деятельность епархии

В начале XX века в Минской епархии действовало 46 костелов, в которых совершали свое служение 44 ксендза. Всего католиков-прихожан в епархии было 234.524 человека.[93]

В епархии помимо православных, проживали главным образом старообрядцы и упорствующие в латинстве. Сектантство же было малочисленным и существовало только в Бобруйске, Борисове и местечке Ляховичи, Слуцкого уезда.

Наибольшее число старообрядцев проживало в Бобруйском, Борисовском и Игуменском уездах. По отчетам духовенства, старообрядцев в епархии было около 15000 человек. Однако это приблизительное число. Упорствующие в латинстве находились в Минском, Борисовском, Новогрудском, Пинском и Слуцком уездах.

Миссионерской работой занимался только один епархиальный миссионер, который ездил по епархии и проводил беседы. Естественно, что деятельность одного епархиального миссионера было мала и ничтожна. Он был не в состоянии даже только объехать за год все 146 приходов, где жили старообрядцы, не говоря уже об остановках и беседах.[94]

Нравственная жизнь раскольников-старообрядцев Минской епархии была далеко не такая, как у старообрядцев внутренних губерний России. Широкая распущенность нравов, пьянство, конокрадство, мошенничество — все это было в большой степени распространено у раскольников Минской епархии.[95]

Однако наибольшее беспокойство православным жителям причиняли римо-католики, особенно ксендзы, которые после 1905 года стали проводить активную пропаганду, зачастую не гнушаясь никакими средствами.

Ксендзы приходских костелов, рассыпанных по всей епархии, активно старались вести пропаганду своего вероисповедания и распространять его преимущественно среди православного населения. На евреев, магометан и лютеран ксендзы совсем не обращали никакого внимания. Их более интересовали православные. Говоря в костелах свои проповеди, они всячески унижали православие и его представителей. Не ограничивая свою деятельность на этом, они разбрасывали разного рода листки и брошюры на польском и русском языке. Некоторые православные получали такую литературу даже по почте.

В деле пропаганды огромную роль занимали так называемые «дэвотки» (служанки или «послушницы» ксендза). Таких «дэвоток» при ксендзах обычно был целый отряд. Эта армия ксендза была во всем ему предана, послушна и выполняла все его приказания. Там, где ксендзу нельзя было быть, он посылал своих «дэвоток» под различными предлогами.

Помимо «дэвоток», большую помощь ксендзам оказывали помещики-католики. Насколько «дэвотки» старались влиять на православных женщин и девушек увещанием и прельщением разных жизненных выгод, настолько же помещики и управляющие давили на православных мужчин и притесняли их на почве экономической и материальной. Православных юношей принуждали жениться на католичках, а православным девушкам находили женихов католиков.

И шли в католичество ради клочка земли, ради выгодной службы при дворе помещика, ради невесты или мужа.

Особое внимание ксендзы обращали на смешанные браки католиков с православными. В семьи последних они или сами лично, или через своих «дэвоток» вносили настоящий ад. Они категорически требовали, чтобы православные в смешанных семьях непременно приняли католичество, в противном случае грозили католической половине отлучением от причастия. И католики, слушая ксендзов, начинали теснить православных супругов, принуждая их перейти в католичество. Из-за этого происходили скандалы и разлады в семьях, а иногда даже драки.

Со времени указа от 17 апреля 1905 года о свободе вероисповедания ксендзы перестали венчать католиков с православными без присоединения последних к католичеству, что раньше охотно делали. Мало того, они распространяли в народе слух, будто государь император давно уже перешел в католичество, и что потому-то он и издал указ не притеснять католической веры, и желает, чтобы все православные люди оставили свою веру и перешли в католичество.[96]

Поголовная неграмотность сельских жителей, доверчивость и падкость на всякие сплетни — все это было хорошей почвой для подобных слухов.

В это время в православной печати периодически появляется множество статей и заметок о католической пропаганде и выходках ксендзов. Статья «Пропаганда ксендза Яна». Ксендз местечка Глуск завлек первого встретившегося православного «в плебань» и, связав его, собственноручно подверг бичеванию для отпущения «гжехов» прошедших и настоящих. Ксендза посадили в тюрьму. Еще один факт. Во время предвыборного собрания в Изяславе (Заславле) толпа католиков, поджидавшая священников, жестоко избила местного псаломщика. Ему были нанесены серьезные раны в голову, шею и руку. Положение псаломщика было безнадежным. Двое из нападавших были задержаны. Возгласы толпы: «Долгогривые спрятались, а то бы кишки выпустили», — указывали на цель нападавших.[97]

Во время крестных ходов, в то время как православные украшали дворы зеленью, застилали улицы полотном и усыпали цветами, католики разбрасывали по улицам всякий мусор и навоз.[98] Трудно приходилось православным работникам и работницам в имениях поляков-помещиков. Управляющие таких имений заставляли работать в православные праздники, а тех, кто ослушивался, — штрафовали.[99]

Вот еще один возмутительный случай. В Несвиже пан Обухович, обозвав уважаемого населением священника Григория Ченуля, нанес отцу Григорию при крестьянах еще более гнусное оскорбление — плюнул ему в лицо.[100]

Поистине — образец «христианского» отношения! И это только отдельные выходки католиков. Их было великое множество. При желании можно было бы написать об этом целую книгу — о католическом «христианстве» в Беларуси.

Нередко можно было услышать и об особенной изобретательности и даже остроумии римо-католического духовенства в деле нравственного воздействия на народ. Подтверждением этому может быть «Bilet do Raju» (билет в рай). Этот оригинальный документ представлял собой листок бумаги, украшенный виньеткой. На нем дословно было написано следующее: «Билет для путников в рай. Поезд скорый I класса: нищета, чистота, послушание. Поезд прямого сообщения I и II класса: честность, молитва, милостыня и приобщение Святых Таин. Поезд обыкновенный I, II и III класса: исполнение воли Божией и своих обязанностей. Прибывает, когда Богу угодно. Цены местам: I класса — любовь ко Кресту, II класса — живое желание (жажда) неба, борьба с грехом, III класса — страх Божий и покаяние — все это было изображено на лицевой стороне билета, а на обратной его стороне вниманию путников предлагались следующие примечания («uwagi»).

1) Билетов для обратного пути не имеется.

2) Путешествие это не для забавы.

3) Дети неразумные ничего не платят, в том случае, если они прибывают в лоне Матери — Святой Церкви.

4) Просят не брать иного багажа, кроме добрых дел, ибо можно опоздать или остаться на предпоследней станции.

5) На протяжении всей дороги принимаются пассажиры на всяком месте».[101]

Наряду с латинством по силе озлобления и ожесточения к православным стояло сектантство, которое, однако, в Минской епархии было незначительным и насчитывало всего около 100 лиц. Сектанты собирались в праздник в одну избу, читали Библию и пели свои канты. В этом и состояло их богослужение. Они были настолько фанатичны и малосведущи, что беседовать с ними было величайшим подвигом. Но все они были людьми непьющими, усердными работниками и честными.[102]

В чем же были причины слабого успеха православной миссии? Во-первых, иноверные миссионеры были людьми хорошо обеспеченными материально, они знали, что их дети имеют и теплый угол, и кусок хлеба. Поэтому эти миссионеры имели полную возможность всецело отдаваться миссии. Священник  — прежде всего семейный человек, а средств для содержания семьи и воспитания детей не было никаких. Жалование в 300-400 рублей в год от казны и те жалкие пятаки и копейки, которые перепадали при требах, было ничтожным. При таком положении дел православного пастыря постоянно угнетала мысль, как прокормить и воспитать детей. Думать о сектах и раскольниках тут уже не приходилось. Во-вторых, миссия была возложена на священников, которые должны были и служить, и совершать требы, и вести письмоводство, и заведовать школами, и преподавать Закон Божий, и, наконец, миссионерствовать. Может ли один человек понести такое бремя? Иноверные миссионеры  — это были особо назначенные для этого люди, знающие только одно дело  — миссию. И, в-третьих, недостаток средств, отсутствие миссионерской литературы и т. д.[103]

В июне 1913 года Преосвященным Митрофаном был учрежден Минский епархиальный миссионерский совет. Теперь миссия в епархии перестала быть сосредоточена только в одном лице епархиального миссионера. Миссионерский совет сразу же выработал некоторые меры против католической пропаганды. Были запрещены смешанные браки католиков с православными, и на лиц, отпадающих в католичество, после ряда увещаний налагалось церковное отлучение. Было решено устраивать паломничества к местным и общерусским святыням. В конце декабря 1913 года в Минске появилась секта баптистов, которая насчитывала около 20 человек[104].

Духовные школы и образование

В начале XX столетия в епархии действовало 6 духовных учебных заведений. Это Минская Духовная Семинария, Минское мужское Духовное Училище, Минское женское Училище Духовного Ведомства, Слуцкое Духовное Училище, Пинское Духовное Училище и Паричское женское Училище Духовного Ведомства. В семинарии обучалось 224 воспитанника, а в училищах: Минском мужском — 155, Пинском — 119, Слуцком — 104, Минском женском — 105 и в Паричском женском — 135.[105]

В первый класс семинарии принимались юноши с 14 до 18 лет, успешно сдавшие вступительные экзамены. Весь курс обучения в семинарии длился 6 лет.[106] В семинарии преподавались следующие дисциплины: Священное Писание, Русская словесность и История литературы, Греческий язык, Латинский язык, Физика и Математика, История всеобщая и Русская, Логика, Психология, Начальные основы и краткая история философии и дидактики, Библейская и Церковная история, История Русской Церкви, Обличительное богословие, История и обличение русского раскола, Гомилетика, Литургика, Практическое руководство для пастырей, Основное, Догматическое и Нравственное богословие, Церковное пение, Музыка, Гимнастика и, наконец, для желающих — Рисование и Иконописание.[107]

В 1905 году статский советник Тихомиров по поручению Святейшего Синода производил ревизию духовных учебных заведений Минской епархии. В своем отчете он указал на основные проблемы и недостатки семинарии.

Из отчета ревизора мы узнаем, что большое семинарское здание требовало ремонта и содержалось довольно грязно, в казенном корпусе отсутствовала правильная вентиляция, и что вообще на вентиляцию не обращалось должного внимания. Учебная часть была в удовлетворительном состоянии. Из числа преподавателей лучшим был назван статский советник Панов, который преподавал Священное Писание в I – IV классах. Это был один из даровитых наставников.

Знания учеников по Греческому языку были недостаточны. По Математике и Физике знания учеников оказались и вовсе посредственными. Словесность преподавалась очень слабо, а Гомилетика — очень сухо и была оторвана от реальной жизни.

Воспитанники, находясь в крайне неспокойном городе, где евреями и поляками велась открытая противоправительственная агитация, подвергались внешнему революционно-преступному влиянию, особенно во время отпуска в город.

Содержание учеников было найдено посредственным, со стороны последних были жалобы на скудную пищу. Скатерти и салфетки были грязными даже при ревизоре. Отопление семинарских помещений не всегда было достаточным и не контролировалось термометрами, которые и вовсе отсутствовали.[108]

Таковы были общие недостатки, обнаруженные ревизором в 1905 году.

Незадолго после ревизии, 14 февраля 1905 года в Минской Духовной Семинарии произошел бунт или, можно сказать, погром, имевший самый широкий размах и приведший к порче большого количества имущества. Учебный процесс был прерван на три месяца.

Недовольство учеников семинарскими порядками было и ранее, но особенно оно возросло после рождественских каникул, когда для учеников был ограничен отпуск в город. Время отпуска в город было сокращено. На это воспитанники даже жаловались ревизору Тихомирову.

Участились самовольные отлучки. Ректор семинарии архимандрит Николай (Орлов), стал сам высматривать самовольно гулявших в городе учеников. Для этого он объезжал город на лошади. В этом ему также помогали преподаватели семинарии. Раньше такого не было, и ученики семинарии были очень недовольны подобным нововведением. Среди них началось общее движение против этого. Однако отношение разных классов семинарии к этому движению было не одинаково. Например, VI класс совсем не принимал участия, V класс сторонился, но из него был главари движения, IV класс был настроен мирно за некоторым исключением, а вот III класс оказался самым буйным, здесь почти все приняли участие. Главарями движения оказались ученики V класса: Лисовский Николай, Каминский Петр и Седков Аркадий.

Бунту также способствовало еще и то, что накануне несколько раз в семинарию являлся какой-то революционер и вел беседу с учениками (как это выяснилось позже), из Владимирской семинарии пришло «воззвание», которое призывало учеников подняться на борьбу против существующего порядка и, наконец, исключение одного студента за плохое поведение, известного бунтаря.

Все это и привело к беспорядкам и бесчинствам, которые произошли поздно вечером, 14 февраля 1905 года.

В этот вечер, после проводов своего исключенного друга-бунтаря, многие ученики были пьяны. Они, предварительно запасясь камнями и палками, стали собираться на коридоре и везде гасить свет. На все замечания инспектора — прекратить и разойтись, они отвечали криками и оскорблениями, бросая в него палки и камни. Инспектор был вынужден удалиться. Началось буйство…

Ученики семинарии с криком стали бить стекла в дверях и тушить лампы. Тех, кто не хотел участвовать в бунте, заставляли силой и угрожали побить. Кто-то успел предупредить инспектора, чтобы тот поскорее удалился из семинарии в свою квартиру, так как толпа разъяренных семинаристов могла его побить. Как выяснилось позже, в бунте участвовало около 100 человек.

Бунтари громили все на своем пути. Инспектор еще несколько раз приходил и пытался успокоить недовольных учеников, но это было безрезультатно. Тогда по просьбе своей испуганной жены он запер двери всех комнат своей квартиры, а сам с женой спрятался в самой последней. Вызванные инспектором городовые и полиция не могли пробраться в здание, так как входные двери были закрыты изнутри, а на окнах, по-видимому, были решетки.

Была полностью разгромлена канцелярия, разбит телефон и мебель. Следующим объектом стала квартира инспектора. Бунтовщики взломали входную дверь и стали ломать двери комнат одну за другой. Инспектору в виде такой опасности пришлось выбираться на улицу с женой через окно при помощи прохожих. В квартире инспектора все было полностью разбито, мебель сломана, одежда и подушки разорваны. Были похищены все деньги, ценные бумаги и золотые украшения.

После этого таким же образом была разгромлена квартира ректора. Были изорваны ряса, четки, клобук и похищены все деньги.

На все награбленные деньги решено было купить водки. Началась пьянка…

Через некоторое время в здании семинарии начался пожар. Из-за разбитого телефона пожарную вызвать не удалось, кто-то из учащихся стал звонить в семинарский колокол. Около 23.00 к семинарии прибыли епископ Михаил, ректор, губернатор и полицмейстер. Общежитие было оцеплено, и никого не выпускали. В общежитии до трех часов ночи продолжалось веселье. Тех, кто не участвовал в бунте, решено было избить. Поэтому многие ученики, опасаясь быть избитыми за свое неучастие, убегали и уезжали домой.

В итоге учеба в семинарии была прервана на три месяца. Было исключено около 100 человек. Ректор, архимандрит Николай (Орлов), за свою административную малоопытность был переведен в Костромскую Духовную Семинарию.[109]

Через три месяца после этого инцидента жизнь семинарии нормализовалась и стала протекать обычным порядком.

В 1909 году в семинарии был образован Богословско-пастырский кружок. Учащиеся производили изыскания и выступали со своими докладами.[110]

Что же касается духовных училищ, то по преподаваемым в них дисциплинам они немного отличались друг от друга. В мужских духовных училищах — Минском, Пинском и Слуцком — преподавались Латинский Греческий, Русский и Церковно-славянский языки, Арифметика, География, Пение, Чистописание и другие предметы. В Минском женском училище духовного ведомства — Закон Божий, Математика и Физика, Всеобщая, Русская и Гражданская истории, География, Дидактика, Русский и Церковно-славянский языки, Словесность, Гигиена, Рисование и Церковное пение. В Паричском женском училище, помимо этих предметов, преподавались Французский и Немецкий языки, Рукоделие, Шитье, Кройка и Музыка.[111]

Проблемы духовных училищ были такими же. Нехватка средств, учебных пособий, скудные библиотеки (особенно уездных училищ), плохая пища и отсутствие вентиляции. А в Пинском Духовном Училище в качестве меры наказания использовался даже карцер.[112]

Но основной проблемой всех духовных училищ была недостаточность денежных средств. Так, например, в 1906 — 1907 годах Пинское Духовное Училище стояло на грани закрытия из-за нехватки средств.[113]

Завершив наше исследование, мы пришли к выводу, что церковная жизнь Минской епархии в начале XX века, несмотря на некоторые трудности, постепенно оживала. Однако она была довольно противоречивой. Наряду с созидательными тенденциями, способствовавшими ее оживлению, существовали и негативные. В отношениях между церковной властью и духовенством имел место бюрократизм и формализм. Достаточно большая часть населения, помещики, представители интеллигенции и даже некоторые священники безразлично относились к вопросам веры. Многие из них ходили в храм и участвовали в церковных празднествах не потому, что этого требовало их религиозное чувство, а потому, что так было принято и этого требовала буква закона. Нужно отметить и скудость местных средств, плохое материальное положение православного духовенства, что способствовало обострению взаимоотношений пастыря с пасомыми. К этому еще надо добавить усилившееся в начале XX века влияние католицизма. Все это требовало от архипастырей большого труда и мудрости.

Каждый из архиереев этого периода, приложив не мало усилий, сделал неизмеримо много для Минской епархии.

Так, при епископе Михаиле (Темнорусове), который управлял епархией 12 лет, продолжали строиться храмы, грамотность все более и более распространялась среди простого населения посредством церковно-приходских школ и школ грамоты, религиозно-нравственных чтений, а также благодаря деятельности православных братств, которые во множестве стали открываться после 1905 года даже при отдельных церквях.

Братства стали играть особо важную роль в церковной жизни епархии, занимаясь благотворительностью, просвещением, защитой православия и противодействием усилившейся в начале XX века католической пропаганде. Уже ни одно общественное начинание не проходило без их участия.

С открытием в 1908 году Минского церковного историко-археологического комитета особое внимание стало уделяться изучению истории края и различных памятников старины.

В епархии действовала духовная семинария и 5 духовных училищ (3 мужских и 2 женских).

Епископ Михаил (Темнорусов) много времени уделял посещению приходов, совершая длительные поездки по обширной территории епархии.

Преосвященный Митрофан (Краснопольский) управлял Минской епархией 4 года, но и за это сравнительно короткое время он явил себя прекрасным организатором и проповедником. Особую заботу владыка проявлял о духовной семинарии и о воспитании юношества вообще. Как и его предшественник, епископ Михаил (Темнорусов), епископ Митрофан (Краснопольский) также совершал частые поездки по приходам епархии и заботился о построении новых храмов и о религиозно-нравственном состоянии своей паствы.

Одной из важнейших заслуг владыки было восстановление в Минской епархии почитания небесных ее покровителей — святителей Кирилла и Лаврентия и святого мученика младенца Гавриила, установление более торжественного празднования в честь Минской иконы Божией Матери, а также открытие в епархии нового женского монастыря в Ивенце. Кроме того, заботясь об успехе православной миссии, епископ Митрофан в 1913 году организовал Минский епархиальный миссионерский совет.

Перенося, как и вся его паства, трудности военного времени, епископ Митрофан (Краснопольский) самоотверженно посещал воинские части, приходы и лазареты в местах военных действий, иногда даже рискуя собственной жизнью.

Впоследствии заняв Астраханскую кафедру, владыка принял мученическую смерть за Христа от рук безбожной власти. Он всегда будет для нас примером служения Богу и ближним, примером любви ко Христу, даже до смерти.

Возглавляя Минскую кафедру в последние годы рассматриваемого периода (1916 — 1917), епископ Георгий (Ярошевский) также заботился о вверенной ему пастве, однако он не смог осуществить многое из задуманного по причине военного времени, а также сначала из-за февральской, а затем октябрьской революции.

Октябрьский переворот 1917 года открыл новую страницу в истории Минской епархии. Все то, что годами кропотливо созидалось усилиями минских архиереев и духовенства, все в одночасье было разрушено. И до сего дня наша Церковь не может еще опомниться от последствий этого кошмара.

Мы потеряли множество замечательных людей, храмов, монастырей и многие поколения наших сограждан. И слава Богу, что сегодня, несмотря ни на какие трудности, церковная жизнь Минской епархии, с каждым годом все более и более возрождается. Строятся храмы, восстают из руин монастыри.

Список сокращений:

г. год

гг. годы

Л. лист

Лл. листы

м. местечко

МЕВ Минские Епархиальные Ведомости

о. отец

оо. отцы

Оп. опись

РГИА в СПб Российский Государственный Исторический Архив в С.-Петербурге

С. страница

Сс. страницы

с. село

Ф. фонд.

Примечания:

[1] Шэйкiн Генадзiй. Мiнская епархiя. // Беларускi праваслауны Каляндар. 1997. Мн., 1996, с. 135.

[2] Обзор Минской губернии за 1900 год. Мн., 1901, с. 12.

[3] РГИА в СПБ, Ф.196, Оп. 442, №1845, л. 13.

[4] Там же.

[5] Товаров А.В. Памятная книга Минской епархии на 1901 год. Мн., 1900, сс. 32-203.

[6] НИАБ, Ф. 136, Оп. 1, №44624, лл. 15-20.

[7] РГИА в СПБ, Ф. 796, Оп. 442, №1845, л. 13.

[8] Памятная книжка Минской губернии на 1913 год. Мн., 1912, СС. 98, 126-205.

[9] Там же.

[10] Товаров А. Указ. Соч. СС. 32-38

[11] Товаров А. Указ Соч. С. 18

[12] РГИА в СПб. Ф. 797. Канцелярия Святейшего Синода. Оп. 72. №74. Сведения о монастырях, общинах и пустынях Минской епархии за 1901 год. ЛЛ. 2-3

[13] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1 №44507. Отчеты и ведомости о состоянии церквей и благочиний по Минскому и другим уездам. ЛЛ. 16, 32, 55

[14] Там же, Л. 32

[15] МЕВ. 1902. №11. С. 254

[16] МЕВ. 1903. №10. С. 157

[17] Товаров А. Указ. Соч. С. 21

[18] РГИА в СПб. Ф. 797. Оп. 72. №74. ЛЛ. 3-4

[19] Товаров А. Указ. Соч. СС. 21-22

[20] РГИА в СПб. Ф. 797. Оп. 72. №74. ЛЛ. 3-4

[21] Товаров А. Указ. Соч. СС. 22-23

[22] РГИА в СПб. Ф. 797. Оп. 72. №74. ЛЛ.3-4

[23] Там же, ЛЛ. 2-4.

[24] МЕВ. 1913. №8. С. 231

[25] РГИА в СПб. Ф. 796. Оп. 442. №2588. Отчет о состоянии Минской епархии за 1913 год. Л. 40

[26] Шэйкін Генадзій. Указ. Соч. С. 138

[27] МЕВ. 1901. №10. СС. 196-197; 1902. №10. СС. 222-223; 1903. №16. СС. 267-268; 1904. №10. СС. 161-162

[28] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №37396. Дело о ревизии Его Преосвященством некоторых церквей епархии 2 июня 1909  —10 августа 1910 года. Л. 17

[29] Там же, ЛЛ. 17-22

[30] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1 №44507. Отчеты и ведомости о состоянии церквей и благочиний по Минскому и другим уездам. ЛЛ. 16, 32, 55

[31] Там же, Л. 32

[32] МЕВ. 1902. №11. С. 254

[33] МЕВ. 1903. №10. С. 157

[34] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1 №36968. Дело о кощунстве, имевшем место в селе Блонь, Игуменского уезда. ЛЛ. 1-8

[35] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №44507. Л. 3

[36] МЕВ. 1902. №18. СС. 422-423

[37] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №44624. Отчеты священников о состоянии врученных им церквей за 1905 год. ЛЛ.2-23

[38] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №44507. Л. 2

[39] Там же.

[40] Там же, Л. 13

[41] МЕВ. 1908. №9. С. 96

[42] МЕВ. 1901. №10. СС. 185-186

[43] МЕВ. 1906. №3. СС. 48-52

[44] МЕВ. 1911. №1. С. 3

[45] МЕВ. 1906. №10. СС. 294-295

[46] МЕВ. 1910. №24. СС. 475-477

[47] МЕВ. 1906. №11. С. 312

[48] РГИА в СПб. Ф. 803. Училищный Совет при Правительствующем Синоде. Оп. 10. №658. Отчет Минского Епархиального Училищного Света о состоянии церковных школ Минской епархии за 1900 год. Л.4

[49] Там же, Л. 5

[50] НИАБ. Ф. 136. Оп.1. №44624. Л.18

[51] РГИА в СПб. Ф. 803. Оп. 10. №658. ЛЛ. 5-31

[52] МЕВ. 1901. №16. СС. 265-271

[53] МЕВ. 1902. №13-14. СС. 325-327

[54] МЕВ. 1903. №9 СС. 232-233

[55] МЕВ. 1904. №13. СС. 304-306

[56] МЕВ. 1906. №11. С. I

[57] МЕВ. 1906. №20 СС. 575-577

[58] НИАБ. Ф. 295. Оп. 1. №7942 (микрофильм). Л.26

[59] МЕВ. 1902. СС. 26-28.

[60] МЕВ. 1902. №20. СС. 392-395

[61] МЕВ. 1902. №4. СС. 76-77

[62] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №44587. Дело об организации крестовых походов по прошению православных жителей города Минска, 3 июня 1902 года. ЛЛ. 1-5

[63] МЕВ. 1906. №18. СС. 520-521

[64] МЕВ. 1911. №1. СС. 10-11

[65] МЕВ. 1906. №4. СС. 67-69

[66] МЕВ. 1903. №5. СС. 121-122

[67] МЕВ. 1905. №3. С. 47

[68] Миловидов А. Указ. Соч. С.3

[69] МЕВ. 1901. №2. СС. 1-3

[70] МЕВ. 1908. №6. С. 155

[71] МЕВ. 1908. №7. СС. 186-187

[72] МЕВ. 1908. №18. СС. 471-472

[73] МЕВ. 1908. №22. СС. 7-9

[74] Вестник Виленского Свято-Духовского братства. 1908. №17. С. 344

[75] МЕВ. 1908. №17. СС. 548-549

[76] МЕВ. 1908. №19. С. 598

[77] Миловидов А. Указ. Соч. СС. 4-5

[78] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №37189. Дело об открытии братств при церквях епархии. 1905-1910. ЛЛ. 1-276

[79] МЕВ. 1908. №6. СС.1-4

[80] МЕВ. 1909. №24. СС. 11-16

[81] МЕВ. 1908. №3. С. 1

[82] МЕВ. 1908. №7. С. 74; №23. С. 339

[83] МЕВ. 1909. №7. СС. 149-160

[84] Минская Старина. Труды Минского церковного историко-археологоического комитета. Мн., 1909. Вып. 1.СС. 1-167

[85] МЕВ. 1909. №7. СС.141-160

[86] МЕВ. 1910. №20. С. 263

[87] МЕВ. 1910. №16. С. 234

[88] РГИА в СПб Ф. 796. Оп. 442. №2588. Л. 9.

[89] МЕВ. 1913. №20. С. 434.

[90] МЕВ. 1913. №23. С. 7

[91] Там же, С.8

[92] Минская Старина. Труды Минского церковного историко-археологического комитета. Мн., 1913. Вып. IV. СС. II-III.

[93] НИАБ. Ф. 295. Оп. 1. №6960 (микрофильм). Сведения о числе костелов и ксендзов в Минской губернии за 1900 год. ЛЛ. 1-2

[94] НИАБ. Ф. 136. Оп. 1. №37044. О благоустройстве миссии в пределах Минской епархии. 1904 год. ЛЛ. 1-2

[95] МЕВ. 1905. №5. С. 92

[96] НИАБ. Ф. 136. Оп. 4. №64. Отчет о миссионерской деятельности за 1907 год Минского епархиального миссионера и записка о современном состоянии православия в Минской епархии, отношениях к нему католичества и о мерах борьбы с последним. 1908 год. ЛЛ. 1-2

[97] МЕВ. 1907. №2. СС. 38-40

[98] Вестник Виленского Свято-Духовского братства. 1909. №3. С. 70

[99] Там же, №18. С. 328

[100] МЕВ. 1908. №2. С. 53

[101] МЕВ. 1908. №13-14. СС. 421-422

[102] НИАБ. Ф. 136. Оп. 4. №64. Л. 4

[103] МЕВ. 1907. №22. СС. 419-423

[104] РГИА в СПб Ф. 796. Оп. 442. №2588. Л. 9.

[105] Обзор Минской губернии за 1900 год. Мн., 1901. (без нумерации страниц) см. таблицу «Учебные заведения»

[106] МЕВ. 1905. №14-15. С. 210

[107] МЕВ. 1899. №13. СС. 2-6

[108] РГИА в СПб. Ф. 802. Учебный Комитет при Святейшем Синоде. Оп. 10. №54. Дело 1905 года по отчетам действительного статского советника Тихомирова о ревизии им в 1905 году духовных учебных заведений Минской епархии. ЛЛ. 2-6

[109] РГИА в СПб. Ф. 802. Оп. 10. №27. Дело о бывших 14 февраля 1905 года среди воспитанников Минской Духовной Семинарии беспорядках. ЛЛ.5-27

[110] МЕВ. 1909. №5. СС. 139-140

[111] МЕВ. 1899. №7. СС. 178-180

[112] РГИА в СПб. Ф. 802. Оп. 10. №54. ЛЛ. 20-66

[113] МЕВ. 1907. №3. СС. 39-40