Митрополит Филарет (Вахромеев)
«Вопросите Господа за меня...» (4 Цар. 22: 13) 
Прямая речь за двадцать лет 
 

2. «Берегите студенческие годы: будете с любовью вспоминать их»

Владыка, что привело Вас в Семинарию, ведь в годы Вашей молодости такой выбор должен был стать более чем сознательным?

— Промысл Божий, не иначе. Будучи выпускником московской школы, я имел намерение поступить в институт иностранных языков. Но из-­за желтухи врачи уложили меня в постель на три месяца. Более того, для поступления в вуз было непреодолимое препятствие — я не состоял в рядах комсомола. Ещё до болезни мы ходили с моим товарищем в институт иностранных языков, «пробовались» на собеседовании. И мне как «некомсомольцу» отказали даже в допуске к приёмным экзаменам. А мой товарищ, который меня агитировал поступать, был принят. Он всё пытался меня утешить, мол, подавай заявление в комсомол, оформим тебя, дадим характеристику, примем, всё будет хорошо. Я говорю: «Нет! В комсомол вступать не буду».

Когда я заболел, тётя Маня, моя крёстная мать, сказала твёрдо: «Всё! Никаких институтов! Вот тебе Псалтирь, учись читать по-церковнославянски, и с Богом — в Семинарию. Вот тебе молитвослов, лежи и читай молитвы». Нельзя сказать, что всё это было для меня внове, — наша семья была церковной, и, конечно, в храм Божий я ходил регулярно. И в школе сидел за одной партой с Алёшей Ушаковым, с которым только мы вдвоём из всего класса носили на груди кресты. Мы их не снимали никогда, и все, в том числе и педагоги, знали, что мы — «верующие учащиеся». По этому поводу, правда, у нас не возникало никаких проблем...

Тётя Маня осталась незамужней, потому что в их семье было тринадцать детей, и моя будущая крёстная посвятила себя воспитанию сестёр и братьев. Такая традиция была в многодетных семьях, ведь, естественно, одна мать не могла с детьми управиться, и старшие избирали эту стезю, потому что все были глубоко верующими людьми и смотрели на семью как на малую Церковь. А когда умерла бабушка, тётя Маня взяла на себя заботы о младших. Вот она­то и была моей крёстной матерью, наставляла меня в вере. С нею я с самого раннего детства ходил в Свято-Никольский храм, что на Новокузнецкой улице, в Скорбященский храм на Ордынке. И, видимо, моя крёстная сыграла главную роль в выборе мной жизненного пути. Не могу не считать своими наставниками моих родителей, мужа моей сестры — священника Василия Изюмского (он и сейчас милостью Божией жив, здоров, служит), моих родных, которые своим укладом жизни сформировали и воспитали меня. С редким в те времена единомыслием все мои домашние сошлись на том, что мой путь должен быть путём священнослужителя нашей Святой Церкви. И я постоянно благодарю всех, кто этому послужил, благодарю Бога за путь, конечно, Им предопределённый.

Вот так из обстоятельств житейских складывается Промысл Божий о человеке. Вот что меня привело в Семинарию: молитва моей крёстной матери и её, наверное, пророческое видение.

Конечно, родители заволновались, больше всего родительница, потому как знала, что значило быть священником в 30-е годы. Я родился в 1935 году, а затем были 37-й, 39-й годы. В нашем доме и до войны, и во время неё частенько бывали священнослужители и старцы Аристоклий Афонский, Иларион, Исаия. Это были старцы Пантелеимонова подворья. Всегда желанные, и гостями их не назовёшь, потому что это были свои люди. Я всех их помню, хотя был совсем крохотным человечком. Кое-кто из них, например, иеросхимонах Исаия, подолгу жил у нас. По-видимому, это было, когда Пантелеимоново подворье закрыли...

Мать знала судьбу этих людей, священнослужителей, которые ходили из квартиры в квартиру, из дома в дом, — где ночь переночуют, где две, а где их приютят, где накормят, — и выражала вполне понятное опасение. Ведь перед её взором прошли трагические судьбы священнослужителей в послереволюционной России. Слухи о постоянных арестах, ссылках священнослужителей были известны в семье. Конечно, маму пугала перспектива возврата репрессий, которые в первое послевоенное время поутихли. А к моменту моего пострига началась хрущёвская «оттепель», точнее — «заморозки», новые гонения на Церковь. Все переживали, ожидая худшего.

У мамы было очень трепетное сердце, — всё-то она чувствовала, о всём переживала. Приедешь, бывало, а мама: «Ну, говори, говори, что произошло, — я ведь всё чувствую, всё вижу». Мои переживания, проблемы, неудачи ложились на мамино сердце. Поэтому, когда я уже направлялся в Троице-Сергиеву Лавру, она всплакнула серьёзно. Отец был более спокоен. Когда мною было принято решение о поступлении в Семинарию, он только сказал: «Сын, ты взрослый человек, выбирай сам свой путь...» Сестра и её муж, отец Василий, были очень рады моему выбору. Вот таким образом я и оказался в Троице-Сергиевой Лавре, в большой келье преподобного, в Московской Духовной Семинарии, а потом и Академии.

Обычно люди, вкусившие студенческой жизни, вспоминают её как самое весёлое время жизни. Какую память храните Вы о студенческих годах?

— Конечно, я вспоминаю студенческие годы. И чем дальше от них, тем слаще эти воспоминания. Вот и сегодня, беседуя с коллегами по устроению нашей Духовной Семинарии и Академии, по поводу всех проблем, которые мы имеем сейчас, я часто вспоминаю нашу студенческую жизнь. Наши отцы-учителя тоже ведь переносили очень много всяких неудобств. Всё было очень тесно. У ректора и инспектора была небольшая комната в чертогах: с одной стороны — стол ректора, с другой — стол инспектора, посередине — стол для встречи с преподавателями: там проходили педсоветы. Но всё было очень тепло и душевно, и потому мы с любовью вспоминаем именно эту обстановку, в которой зарождалась, а вернее, возрождалась духовная жизнь… Преподаватели того времени принесли в стены Семинарии свои воспоминания о дореволюционной жизни Церкви и Духовных школ. О днях студенческих я храню самую светлую память.

Встречались ли Вы после окончания Академии со своими сокурсниками?

— У нас есть традиция встреч выпускников Семинарии и Академии, мы встречались довольно часто в Троице-Сергиевой Лавре, и я не теряю надежды ещё раз попытаться собраться вместе.

Более того, я разыскал одноклассников средней школы, 11 человек, с которыми я теперь обязательно встречаюсь хотя бы раз в год. Ведь неординарный путь, которым я пошёл после школы, надолго прервал мои контакты со школьными товарищами. А вот к старости потянуло к ним, и, разыскав их, я поддерживаю с ними связь. Иногда всех приглашаю, и мы встречаемся. Шутя, мы называли себя «шестидесятниками» — по тогдашнему возрасту нашему...

Как нам известно, Вы всегда хорошо учились. Владыка, есть ли какой-то особый секрет в том, как Вам удавалось организовать своё время, чтобы успевать в учёбе и не менее успешно трудиться на разных послушаниях? Как проводили свободное время, если оно у Вас было?

— Да, конечно, учился я прилично. Не буду говорить, что уж очень хорошо, потому что были послушания церковные, поездки, сначала — в приходской храм Иоанна Предтечи. Ездили-то мы все вместе в электричке с Ярославского вокзала. С нами ездили военнослужащие в Загорск. Мы здоровались, знакомились. Все в вагоне знали, что мы семинаристы, но настрой был хороший. Отношения были на расстоянии, но с симпатией. А потом диаконом Константином Нечаевым — впоследствии Владыкой Питиримом, теперь Митрополитом Волоколамским и Юрьевским (скончался 4 ноября 2003 года. — Прим. ред.), — я был привлечён на послушание иподиакона. Мне приходилось довольно часто пропускать занятия, но будущий Владыка Питирим взял шефство надо мной, за что я ему очень благодарен. Все годы обучения в Семинарии я служил иподиаконом у Патриарха Алексия I: сначала со свечой стоял, потом — с крестом. Это было и ответственно, и очень памятно по сей день: торжественные службы в кафедральном Богоявленском соборе, в Троице­Сергиевой Лавре, во многих московских храмах. Святейший Патриарх Алексий (Симанский) тогда был ещё в силах и неопустительно посещал все церкви Москвы в дни храмовых праздников. Надо ли говорить, что Патриарх уже самим фактом моего пребывания «при нём», служения ему, «лепил» меня как личность, многому научил.

Что побудило Вас принять монашество? Испытывали ли Вы сомнения при выборе стези монашеского жития?

— Владыка Питирим, о котором я всегда думаю с глубокой благодарностью, будучи диаконом Константином, потом священником, всегда проявлял большую заботу обо мне и влиял на формирование моего мировоззрения. Он был нашим классным наставником, уделял нам много времени. Как-то получилось, что наши с ним взаимоотношения стали близкими и тёплыми; позже мы часто встречались, оба работая в семинарской, а потом и академической корпорации, и по завершении моей «карьеры» в Московских Духовных школах мы остались с Владыкой в самых дружеских отношениях. И я сожалею теперь, что встречи наши были нечастыми. А ведь сейчас, на склоне лет, ещё больше тянет к духовному контакту, сердечному разговору, совету...

Сам Владыка Питирим, будучи ещё преподавателем наших Духовных школ, находился под руководством духоносных и прозорливых старцев. В частности, он советовался с одним отцом схиархимандритом, рассказывая ему и обо мне, испрашивая на мой счёт совета, мнения, рекомендации. И вот, когда я оканчивал первый курс Академии, приезжает Константин Нечаев от своего старца и передаёт мне от него спелую грушу со словами: «Батюшка сказал: «созрел». Это было знаком, и так получилось, что я раньше него и постриг принял.

Владыка, а как отреагировали Ваши родители на то, что Вы приняли постриг?

— С большим драматизмом восприняла мама — не смогла удержаться от слёз: «А я-то думала, что понянчу твоих деток», — и так далее... Но такие настроения, естественные материнские переживания, со временем сменились радостью. Однако, присутствуя на постриге, она горько плакала, — сердце её материнское чувствовало: не всё будет гладко и радостно, ещё предстоят скорби в нашей жизни, в жизни её сына... А отец принял эту новость, как и прежде, спокойно.

На рабочем столе в моей келии стоят портреты отца и матери. Я с ними прощаюсь, отходя ко сну, и здороваюсь утром, прося у них благословения на день грядущий.

Студенческая жизнь, как известно, полна неожиданностей. Приходилось ли Вам иногда прибегать к каким-то уловкам и хитростям, чтобы выйти из затруднительной ситуации, например, на сложном экзамене у строгого преподавателя?

— Экзамены всегда пробуждали смекалку. Я и сейчас вспоминаю о них с моим сокурсником, тоже митрополитом: «Ну, ты помнишь, как бывало, Владыка?» — «Помню, Владыка». Во время подготовки к экзаменам всегда очень много давало написание таких пособий… вы понимаете, о чём я говорю... Потом они как бы и не нужны были, потому что и без того всё помнишь. Хотя иногда на курсе распределялось: тебе вот это сделать, а тебе то… Видимо, все студенты одинаковы во все времена.

Ну, ладно: я думаю, что талантливо составленная шпаргалка действительно достойна хорошей оценки!

Случались ли во время учёбы какие-нибудь курьёзы?

— Бывали неожиданности. Преподавателем катехизиса был у нас в то время иеромонах Пимен, позже Саратовский архиепископ. Вот он меня гонял по катехизису: «Камо пойду от Духа Твоего, от лица Твоего камо бежу? Взыду на небо — Ты тамо еси...» и так далее. На этот текст он меня даже несколько раз поднимал после неудовлетворительной оценки, полученной мною на предыдущем занятии из­за московского послушания. Это заставило меня вызубрить этот текст и ответить на следующем уроке. Сочувствую студентам, которым приходится уделять много времени послушаниям в ущерб учёбе.

Владыка Сергий (Голубцов), искусствовед, первый реставратор Свято-Троицкого собора Сергиевой Лавры, преподавал у нас библейскую историю. И он однажды застал меня врасплох.

Совершенно необычным человеком был преподаватель гомилетики, епископ, потом Митрополит Рижский Леонид (Поляков), тогда наш инспектор. У нас с ним сложились особые отношения. «Ну, иподиаконы! Вы внесли в кассу Семинарии десятину от ваших заработков?» Мы отвечаем: «Отец Леонид, да мы ещё не получали в этом месяце». А он: «Неверно вы говорите. Вы знаете, где в нашем заведении бухгалтерия?», — и сквозь очки улыбался.

Напоминал таким образом: «Мы­то здесь вот живём. Ваши сокурсники трудятся и ничего, кроме стипендии, не получают, а вы? Вас и покормят, вам и заплатят». Вот такие нотации мы выслушивали. Но всё это было с добрым чувством, это походило больше на юмор.

Но мог и поднять неожиданным вопросом: «Вот вы не были на прошлой лекции, пропустили, а мы, понимаете, здесь Слово святителя Григория Богослова на Юлиана Отступника изучали. А ну-ка, вы подготовились?» Встаёшь... А где ж тут подготовишься? Всё это было, всё это жизненно, всё это поучительно, и вспоминать об этом по-человечески приятно.

Кто был Вашим вдохновителем в студенческие годы?

— Я уже называл имя Митрополита Питирима. Совершенно особое чувство осталось у меня от общения с протоиереем Алексеем Остаповым. Он был душой нашей академической корпорации, очень талантливый человек, много работал над собою.

Царство им всем Небесное: и наставникам, и коллегам, и старцам, которые своими советами нас ободряли! Надеюсь, что все эти воспоминания, все ниточки, нас связующие, приведут нас во единую связку.

Ваше Высокопреосвященство, всем известно, что Вы стоите у истоков возрождения Православия в Беларуси. Одной из первостепенных Ваших задач было открытие Семинарии. Расскажите, пожалуйста, как это было.

— Да, действительно, в 1999 году мы отметили 10-летие второго возрождения нашей Духовной Школы. Это — милость Божия. Особых заслуг никто себе приписывать не должен. О возрождении Духовной школы мысли были всегда, с момента моего прибытия в Беларусь. Поскольку многие священнослужители были выпускниками Жировичской Семинарии, то часто высказывались надежды на возрождение этой Школы. Памятуя, что Жировичи — не только монастырь, но и та обитель, в которой всегда пребывала Духовная школа, я счёл нужным и полезным, чтобы эта традиция была жива. По истечении примерно года моего пребывания здесь, когда набралось определённое количество молодых священнослужителей, рукоположенных уже мною, мы решили проводить в Жировичах пастырские встречи. Приглашали священников, не имеющих никакого опыта церковного служения, и по небольшой программе проводили с ними занятия. Прежде всего мы знакомились с ситуацией, с которой эти священнослужители встретились на приходе. Они говорили о своих проблемах и житейских трудностях. Мы приглашали на эти встречи и нашего республиканского уполномоченного, поскольку большинство проблем касалось взаимоотношений священника с местной властью. Жировичская обитель стала возрождать свою просветительскую миссию. Для проведения бесед привлекались опытные священнослужители. Весьма полезные беседы проводил, в свою бытность здесь, схиархимандрит Иоанн (Маслов). Таким образом, те, кто имел практику церковного служения только при благочиннических центрах, здесь прослушивали более или менее систематический курс. Так велась подготовка к 16 сентября 1989 года, когда мы смогли начать первый учебный год второго послевоенного возрождения нашей Семинарии.

Какие надежды Вы возлагали тогда на Семинарию, и оправдались ли они за годы её современного существования?

— Я думаю, что наши надежды оправдались. Семинария работает полноценно. Наши выпускники поступают в Высшие Школы Русской Церкви: в Москву, в Санкт-Петербург, в Киев, а также в зарубежные богословские Школы. Но на достигнутом останавливаться нельзя. Всякая остановка — это шаг, а то и два назад. Всегда присутствовала надежда, что не только Семинария возродится, но мы будем иметь и высшую Духовную школу. Слава Богу, и это осуществилось. Состоялось уже несколько выпусков Академии. Особую благодарность хочется выразить нашим старшим, историческим высшим Духовным школам за то, что они помогают нам осуществить наш академический курс.

Владыка, сегодня наша Школа переживает много проблем, много трудностей. Какие из них, на Ваш взгляд, являются наиболее существенными?

— Самые существенные — это экономические трудности (2000 год — Прим. ред.). Я очень переживаю, что ремонт нашего основного учебного корпуса задерживается. Государство нам помогает, выделяются средства на реставрацию объектов Жировичского монастырского комплекса, но на многое мы рассчитывать не можем, так как само государство находится в затруднительном положении. Деньги выделяются, но они очень быстро расходуются на весьма дорогостоящие научные проекты и разработки. Поэтому я благодарю и наставников, и студентов нашей Школы за то, что они терпеливо переносят тяжёлые условия нашего быта.

Знаю, что у нас есть многие трудности. Нет, например, нормальных бытовых условий: и в нашей Школе, и в целом в монастыре. Мы как-то не привыкли на это обращать внимание, а жизнь заставляет: к нам ведь едут гости. Ну вот, что-то двигается с этим ремонтом, хотя экономическое положение не такое уж и лёгкое. Ну, ничего, ничего, потерпим немножко. А вы, дорогие мои, берегите студенческие годы: будете с любовью вспоминать их.

Сейчас активно обсуждается вопрос о реформах духовного образования в Русской Православной Церкви. Чего ожидать нам?

— Вы знаете, я буду откровенен: от реформ я многого не жду. Реформы хороши тогда, когда есть специалисты и опытные кадры. Поэтому я считаю, что нам необходимо привлечь и воспитать молодые кадры, которые будут знать то, что нужно нашей Школе. Перетрясти программы — это ещё не значит произвести реформы. Мы, например, произвели реформу нашего расписания. Вместо традиционных 45-минутных лекций ввели лекции продолжительностью один час десять минут. Конечно, это экономия времени, появилась возможность изучать не три, а четыре дисциплины в день. Я — традиционалист, и мне, откровенно говоря, эта система не нравится. Но молодёжь захотела…

Владыка, в связи с этим возлагаете ли Вы надежды на тех наших выпускников Семинарии и Академии, которые обучаются за рубежом?

— Это основная моя надежда. Я надеюсь, что им хватит понимания, терпения, энтузиазма и патриотизма для того, чтобы полученные знания употребить во благо своей родной Школы. В этом суть реформы: в омолаживании наших педагогических кадров и в развитии контактов с другими Школами.

На Ваш взгляд, современный студент Семинарии отличается чем-то от семинариста времени Вашего обучения?

— Наверное, да. Что-то изменилось… В первую очередь общая подготовка. Если судить формально, по документам, то все теперь поступают после законченного среднего образования, а раньше был достаточный процент неполного среднего образования. Однако в наше время в Семинарию приходили люди более зрелые в духовном отношении. Жизнь была сложнее… Не всем удавалось поступать с первого раза. Этому способствовали разные обстоятельства, и менее всего результаты успеваемости и конкурса. Были годы, когда вообще не было никакого конкурса, был недобор. В Семинарию просто-напросто не пускали. Эта тенденция, слава Богу, ушла. Люди теперь свободны, поступают и… не ценят этого. Поэтому те суровые обстоятельства имели и свою положительную сторону. Теперь мы встретились с ситуацией, когда в Семинарию поступают дети, избалованные семьёй и школой. Да, в школах упала дисциплина и ответственность учителей и учеников. Я не собираюсь разбирать это и винить кого-то, но факт налицо. Поэтому мы и решили, что принимать в Семинарию будем только тех, кто прошёл военную службу. Год-два люди вкусят суровости жизни, и это принесёт только пользу. Автоматически снимается вопрос об освобождении от военной службы. Некоторые члены преподавательской корпорации предупреждали, что может никто не прийти. Однако последние годы показали, что конкурс у нас есть, — есть из кого выбирать.

Владыка, каково значение Семинарии для современной Беларуси?

— Я бы сказал, не столько значение, сколько ответственность. Общество всегда переоценивает наши возможности. «Вот у вас Семинария, у вас система, у вас ответственные люди». Всегда в таких случаях вспоминаются дореволюционные времена, когда Семинарии и Академии действительно были высшими учебными заведениями. Семинариста принимали в государственный университет без экзаменов, поскольку знания действительно были серьёзными. Всегда, когда в обществе заговаривают о наших Духовных школах — я сужу и по Москве, и по Беларуси, — люди самого разного положения дают слишком высокую оценку. Не хотелось бы разочаровывать в этом общество. Значение же Семинарии для Беларуси, конечно, огромное. Мы — малое стадо, малое общество, но — с большим духовным потенциалом. Каждый наш студент должен очень ответственно готовиться к своему служению в Церкви и в обществе. Всегда, и особенно сейчас, важно воспитать пастыря Церкви. В свою очередь, и пастырь должен будет воспитывать свою паству. Хотелось бы ещё отметить и место традиции в воспитании. Очень важно, чтобы в нашей Школе складывалась традиция во всём.

Действительно, вопрос о воспитании очень сложный и тонкий. Трудно сразу найти правильный путь. Не секрет, что между студентом, с одной стороны, и преподавателем, дежурным помощником инспектора, с другой, часто возникает недопонимание. А что бы Вы сказали преподавателям и инспекции?

— В первую очередь, вновь пожелаю терпения. Надо терпеть характеры наших студентов, молодёжи и давать им возможность проявить себя. Не нужно постоянно их одёргивать. Больше нужно разъяснять. Мы, наставники, порою более склонны предъявлять студенту требования. А всегда ли мы их разъясняем? Прежде чем спросить, ты должен быть убеждён, что всё объяснил, и тебя поняли. Нужно терпеливо работать со студентами. Сразу не изменишь настроение человека. У него хорошее намерение, он пришёл в Церковь по убеждению, но трудно бывает привыкнуть к нашей, хоть и не очень строгой, но — дисциплине. Впрочем, она лишь на первый взгляд кажется строгой. «Почему я должен вставать вовремя? Почему я должен молиться по часам? Почему, почему, почему...?» Нужно всё это разъяснять, а потом требовать.

Не секрет, что многие молодые люди подвержены сегодня алкоголизму и наркомании. Чем, на Ваш взгляд, может помочь им Церковь? Как вернуть их к нормальной жизни?

— Христианской православной молодёжи нужно идти на помощь таким людям. Нужно создавать реабилитационные пункты. В каждом городском приходе должны быть 2–3 молодых человека, которые были бы ответственны за эту работу. С помощью прихожан, отдельных энтузиастов они помогали бы знакомить «потерянных» людей с нормальной жизнью православного человека, православной семьи.

Важность этой проблемы нельзя недооценивать, потому что личность заболела… К каждому из них нужен индивидуальный подход. Здесь, по-видимому, нужно не игру какую-то придумывать, да тут и не до игрушек — личность гибнет! С другой стороны — такая работа очень рискованна. Нужен опыт. Есть светские реабилитационные центры. Необходимо подумать, как с ними установить контакты и какая мера нашего участия может быть в работе этих центров. Порой, бывает, и психологи теряются, как помочь тому или иному человеку. С другой стороны, важно не отпугнуть человека. Священник в рясе, вообще облик священнический не всегда может положительно сработать. Есть сорт людей, которые относятся к Церкви предвзято. Может быть, не всем приятно разговаривать с «попами». Да, бывают и такие... А вот молодёжь православная и мирянин православный скорее смогут найти общий язык с таким человеком.

Современные люди, а в особенности молодёжь, нуждаются в своеобразной «технике религиозной безопасности», в конкретных советах, как отличить секту от нормальной религиозной традиции, как разоблачить сектантские доводы…

— Этот термин не кажется мне удачным. Говорить о технике безопасности уместно на производстве, в транспортном потоке, в операционном зале… Религиозная жизнь совсем не похожа на слалом, где можно научиться безопасно лавировать между препятствиями, несясь в неизвестном направлении в неизведанную даль.

Есть такое выражение в святоотеческой и житийной литературе: «твёрдо стоять в вере». То есть молодому человеку, а также его родителям следует стараться сызмальства утвердить в душе незыблемый духовный стержень, вокруг которого формируется личность, начиная от характера и вкусов человека и заканчивая его пониманием таких явлений, как верность и честь, любовь и дружба, принципиальность и терпимость. Иными словами, у каждого человека должно быть внутреннее обоснование ответов на такие вопросы, ради чего он живёт и за что он готов отдать свою жизнь. Тот, кто затрудняется ответить на них, стоит на месте в своём личностном и духовном развитии.

Для христианина движение вперёд в духовном смысле заключается не в окаменевшей неподвижности, но и не в стремлении во что бы то ни стало пролететь сквозь все хитросплетения человеческого духа. И то и другое в равной степени бесплодно. Духовное движение выражается в стремлении исполнить две наибольшие заповеди: о любви к Богу и о любви к человеку. Вот почему духовное движение по своему направлению крестообразно — вверх, от земли к небу, и в стороны, от сердца к сердцу.

Пытливому уму молодого человека свойственно стремиться к новым знаниям, особенно экзотическим, но в этих стремлениях я бы посоветовал помнить слова апостола Павла: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь» (Ев 13, 8–9).

В 2005 году Вы дали высокую оценку Минским духовным академии и семинарии, говоря, что наши Духовные школы пользуются уважением в обществе. Изменилось ли что­либо в этом за последние годы, выполняют ли Школы свою задачу?

— Если мы скажем, что выполняем свою задачу, — значит, мы остановились и сделали два шага назад. У нас большие задачи, и всегда надо думать о том, чтобы был определённый прогресс.

Отношение к нашему духовному образованию хорошее. Мы все-таки надеемся, что Академия переедет в Минск. Начато строительство Духовно-образовательного центра Белорусской Православной Церкви, то есть Академии. Я постоянно встречаюсь с людьми, мы собираем средства с помощью создания попечительского совета. Когда я рассказываю о нашей Школе, собеседники задают массу вопросов, и я на них отвечаю. К нам отношение очень серьёзное. Мы о себе иногда не думаем так, как думают окружающие люди о нас, о Церкви и о Духовной школе. А они очень по-доброму относятся и высоко ценят миссию Духовных школ.

Мы всегда должны критически относиться к себе, постоянно расти до того уровня, который нам предлагается и который видится в окружающем нас обществе. Надо сказать, что очень хорошо воспринимаются школьные издания: «Труды Минской духовной академии» — сборник научных работ преподавателей, «Экспромт» — сборник научных сочинений студентов Минских Духовных академии и Ссеминарии. Эти журналы повышают авторитет Школы. Также высокую оценку получают издания Института межрелигиозного диалога и межконфессиональных коммуникаций. И журнал «Ступени», конечно, тоже пользуется известностью.