Митрополит Филарет (Вахромеев)
«Вопросите Господа за меня...» (4 Цар. 22: 13) 
Прямая речь за двадцать лет 
 

12. Три десятилетия на Белорусской земле

Как бы Вы обрисовали путь Православной Церкви за время Вашего служения в Беларуси с 1978 года, и что представляет собой Белорусский Экзархат сегодня?

— Время пролетело незаметно... Кто-то в том 1978 году родился, и ему уже тридцать лет… Я же продолжаю здесь своё служение, спокойно рассуждаю о нём и воспринимаю это как волю Божию. Бывали разные размышления касательно моего служения в Беларуси. Если бы я сказал, что не было никаких движений мысленных и чувственных, я был бы не прав. Другое дело, что они рождались не столько во мне, сколько во вне. Как всякие людские слухи, они, естественно, рождались и в нашей церковной среде. Но корабль Белорусской Церкви идёт вперёд и разрезает эти волны, волны человеческих страстей и предположений. Слава Богу! Я благодарю Господа за то, как сложилось моё служение в Беларуси, и не хочу ничего переоценивать, прекрасно сознавая свои недостатки. Я не перестаю благодарить Бога за ту паству, которую Он мне вручил и к которой я в воскресный день 12 ноября 1978 года впервые обратился со словом назидания. Паства белорусская, как и вообще вся паства православная в разных уголках нашей необъятной страны — Белой, Малой, Великой Руси, всегда добра и снисходительна к своему пастырю.

Ну что же, 1978 год — это год ещё далёкий от перестройки. Первые 10 лет трудно было сделать что-то внешне заметное для Церкви. Речь не шла об открытии новых храмов, речь шла об укреплении того достояния, которое мне было вручено Церковью. Нужно было заниматься консолидацией церковных сил и, прежде всего, пастырей вокруг своего епископа. Жировичский монастырь стал центром наших небольших пастырских конференций. Каждый год мы завершали встречей духовенства, которое было рукоположено за истекший год. И уже тогда мы предвидели, предчувствовали и понимали, что дело идёт на поправку и Духовная Школа возродится. Когда это произойдёт, конечно, никто не знал. Мы начали работать. Я всегда буду молитвенно благодарен покойному отцу схиархимандриту Иоанну (Маслову), который помогал практически, работая со священниками над церковным уставом. На встречи приезжали маститые протоиереи: отец Михаил Буглаков, отец Иоанн Хорошевич, отец Георгий Латушко. Наши старшие священники во время этих встреч были полны своими студенческими воспоминаниями, поэтому они с каким-то особым энтузиазмом проводили эти занятия.

Таким образом, мы укрепляли свои внутренние позиции. Затем было важно посещать приходы. Это не всегда было просто. Приезд епископа на далёкий сельский приход настораживал руководство, которое звонило в центр Председателю Совета по делам религий, и он потом интересовался: «А вот вы собираетесь ехать на такой-то приход. Лучше бы воздержаться. Там сейчас уборочная кампания или посевная». Во всяком случае, находились разные причины, чтобы не приезжал епископ и не подымал религиозный дух населения. И приходилось убеждать, что никаких контрреволюционных действий со стороны епископа не будет. Да их и не должно было быть, и не может быть по самой природе нашего служения. Но когда перестройка была ближе и у нас возродился первый приход, мне вдруг позвонил уполномоченный: «Вы знаете, вот мы зарегистрировали там-то приход, открылся храм, и мне уже звонит сосед председателя этого колхоза, в котором открылся храм, и просит у них также открыть церковь. Говорит, что в том колхозе наладилась дисциплина, дела лучше пошли, народ с энтузиазмом идёт на работу». Какая разная реакция! И, конечно же, последняя реакция правильная, она действительно отвечала и отвечает настроению народа. Предоставьте верующим возможность в престольный праздник побывать в храме, хотя это и рабочий день, так они на следующий день отработают вам гораздо больше, и с лучшим настроем, продуктивнее будет этот труд.

До 1988 года, когда после встречи Патриарха и Синода с М.С.Горбачёвым загорелся свет для перестройки церковной, до того момента было очень трудно что-то сделать. Но после этого потихонечку пошел процесс открытия новых общин, приходов, возрождения прежних, организация новых в местах, где никогда не было храмов. С 369 общин мы выросли за последние двенадцать лет до 1200. И наш Жировичский монастырь был единственным. Он никогда не закрывался. Эта обитель стала очагом монашеского возрождения на Белорусской земле. Теперь (в данном ответе приведена статистика за 2004 год. — Прим. ред.) мы имеем 26 мужских и женских обителей. Численность белорусского духовенства составляет сегодня более тысячи человек. Минская епархия выросла в 6 раз. С сорока девяти приходов в 1978 году до трёхсот шестидесяти — в 2004 году. И очень важно, что наряду с ростом приходов у нас возросла ответственность у церковного народа за свою христианскую жизнь, за своё служение ближним. Возродились братства и сестричества. Они взяли на себя ответственность за миссионерство и социальное служение. Помимо двухсот Воскресных школ, в Беларуси действуют школа катехизаторов, три духовных училища, Академия и Семинария, Богословский факультет, выпускники которого получают диплом государственного образца.

Исторической можно назвать встречу наших семинаристов и учащихся Академии со студенчеством белорусских высших школ, представители которого посетили в своё время Свято-Успенский Жировичский монастырь и увидели лицом к лицу наши Духовные Школы, нашу молодёжь! На встрече дискутировали о личности великого писателя и мыслителя Ф.М.Достоевского, молились и размышляли о нём. Это замечательно организованное мероприятие, по отзывам участников, произвело на них огромное впечатление. Это начало нового этапа в деятельности наших Духовных Школ. Не для себя мы живём, но думаем, как наши Школы могут выполнить церковную миссию: «Идите, научите все народы» (Мф. 28: 19). Слава Богу, что наши студенты, новое христианское поколение, делают то, что мы, представители старшего поколения, уже не можем сделать. Но мы можем поделиться нашим опытом...

Не могли бы Вы вспомнить, Владыка, какие трудности Вам приходилось преодолевать в начале Вашего пребывания в Минско-Белорусской епархии?

— Такие же, как, наверное, и в любой иной епархии на территории Советского Союза. На всю республику насчитывалось всего 369 приходов, действовал лишь один монастырь, отсутствовала Духовная Школа…

Вспоминаются и курьёзные случаи. Приехав в Минск, я, естественно, не изменил своему правилу не появляться на людях в светской одежде. Помню, как многие были, мягко говоря, удивлены, когда я впервые направился в Совет Министров в рясе: «Вы что, так и пойдёте на приём к Председателю?» Да, было и такое восприятие Церкви…

Представьте, что в те годы делались, и, к сожалению, небезуспешно, попытки лимитировать количество Крещенской воды, раздаваемой прихожанам в день Богоявления. Деятели местных уровней не без гордости писали в отчётах о своих «успехах». Постепенно мы эти «лимиты» стали значительно превышать, а потом и вовсе создалась ситуация, при которой деятелям даже вспоминать о былых «гордых» рапортах стало неуместно...

По мере приближения торжеств 1000-летия Крещения Руси отношения Церкви и государства стали медленно, но неуклонно обретать какую-то, я бы сказал, человечность. Было такое впечатление, что все стали в большей степени ощущать свою принадлежность к той истории, которую народ так и не удалось заставить забыть.

Вполне естественно, что сегодня церковно-государственные отношения углубляются и систематизируются. Если в 80-е годы у Церкви и государства была, наверное, единственная «точка совпадения интересов» — миротворческое движение, а до этого, в 60-х и 70-х годах, вовсе стояли «заморозки», то сегодня мы стараемся сообща осмысливать весь спектр насущных вопросов бытия белорусского народа и искать способы совместного решения важнейших из них.

Ваше Высокопреосвященство, как, на Ваш взгляд, изменилась церковная жизнь в Беларуси за 30 лет?

— За тридцать лет, которые в моей жизни Божиим благоволением сопряжены с Белой Русью, мы стали свидетелями серьёзных, я бы даже сказал кардинальных, изменений и во всём мире, и в обществе, и в Церкви. На наших глазах произошёл разлом истории, а где-то, наоборот, восстановление её прежде порушенных звеньев.

В 1992 году завершилось формирование Белорусской Православной Церкви. Единственная до начала 90-х годов Минская епархия стала колыбелью восстановления всех на сегодняшний день одиннадцати исторических епископских кафедр, которые вошли в состав Белорусского Экзархата. С тех пор многое, что было утрачено, постепенно возрождается.

И в современном церковном строительстве формы и структуры дореволюционной поры не копируются механически, но вновь осмысливаются, обогащаются новыми формами и, конечно, новыми возможностями, которые предлагает современная жизнь. Многое создаётся впервые.

Какими Вам видятся место и значение Православной Церкви в суверенной Беларуси? Какие изменения произошли за последнее десятилетие?

— Место и значение Церкви в жизни общества определяются, скорее всего, самим обществом. Ведь Церковь Христова представляет собой богочеловеческий организм, Главою которого является Христос Спаситель. А церковное тело — это верующий народ, духовно окормляемый Священноначалием и церковным клиром.

Поэтому в прикладном смысле вопрос о месте и о значении Церкви в жизни страны можно рассматривать, например, в плане отношения государства к верующим гражданам или как проблему взаимодействия религиозной и нерелигиозной частей общественности, их отношения друг ко другу и к происходящим событиям.

На рубеже 1980–1990-х годов республики бывшего Союза были на пути к суверенитету. Именно тогда Русская Православная Церковь сделала шаги, однозначно показавшие, что принцип сохранения церковного единства был и остаётся для Православия незыблемым. Это было жизненно важным условием внутреннего устроения Церкви в таких весьма острых и взрывоопасных общественных процессах, как стремление к независимости, желание автономности, влечение к суверенитету, и тому подобных центробежных движениях.

Для Церкви в начале 90-х годов было совершенно очевидно, что общество бывшего Союза ждут серьёзные испытания. Развивая заложенные в церковном Уставе возможности, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, посвящённый празднованию 4000-летия учреждения Московского Патриаршества и проходивший 9–11 октября 1989 года в Свято-Даниловом монастыре, принял, в частности, определение об образовании Белорусского Экзархата Московского Патриархата. Его вторым официальным названием стало наименование «Белорусская Православная Церковь».

В результате мы обрели Синод, который составляют правящие архиереи одиннадцати белорусских православных епархий во главе с Патриаршим Экзархом, и самую широкую административную самостоятельность. Однако, — и я хотел бы это особенно подчеркнуть, — Белорусская Православная Церковь была и остаётся частью Русской Православной Церкви, с которой она неразрывно соединена многовековыми каноническими и церковно-историческими связями.

По этому же принципу в дальнейшем был определён статус православных епархий на территории иных суверенных государств: в Украине, в Молдавии, в странах Балтии и иных. Но все православные епархии, находящиеся на территории вновь образованных стран, составляют одну Поместную Церковь, пребывая в каноническом единстве друг с другом и с Московским Патриархатом.

На пути к суверенитету Белорусское государство имело перед глазами, я бы сказал, весьма знаменательные вехи нашей национальной истории. Так, в 1992 году прошли незабываемые торжества, посвящённые 1000-летию Полоцкой епархии и Православной Церкви на Белой Руси, а на следующий год было совершено празднование 200-летия Минской епархии.

Такие события дали повод для самого внимательного исследования истоков, традиций и путей развития белорусской национальной государственности. В те дни и впоследствии общество устами своих церковных и государственных деятелей, представителей научного мира и общественных лидеров, а также, разумеется, большинства народа твёрдо заявило, что в становлении государственности и национально-этнической самобытности белорусов решающее значение принадлежит Православию. Летопись огненных испытаний, которые переживала Белая Русь в течение многих столетий, лишь подтверждает эту истину.

Косвенным, но немаловажным свидетельством верного выбора является также отсутствие в обществе признаков межнациональной и межконфессиональной неприязни. Согласитесь, это довольно значимое обстоятельство на фоне событий, которые ныне сотрясают мир.

Как менялось отношение к Православной Церкви со стороны государства в 80–90­х годах прошлого века, почему происходили эти изменения?

— В 80-е годы у Церкви и государства была, наверное, единственная «точка совпадения интересов» — это миротворческое движение. Помните Карибский кризис, который в хрущёвский период руководства страной уже не только поставил мир на грань, за которой начинается ядерная война, но наклонил человечество за предел этой грани?

Так и в отношениях с Церковью к концу 70-х – началу 80-х годов был накоплен немалый потенциал взаимного отчуждения. Напомню, что времена так называемой «оттепели» 60-х стали для Православной Церкви лютыми «заморозками»: в это время было закрыто и уничтожено больше храмов и монастырей, чем за всю предыдущую историю советской власти.

Но для властей враждовать с Церковью означало враждовать со своим народом. Даже когда атеистические агитаторы и пропагандисты называли народ Божий «тёмной массой», нельзя было не считаться с тем, что эта «масса» состояла из граждан той же страны. И среди этой «массы» были образованнейшие люди, видные учёные и деятели культуры мирового уровня, равно как и простые люди, для которых «отнять Бога» означало — «лишить жизни».

Этот тупик был преодолён в начавшемся миротворческом движении, в ходе которого Советское государство, помимо всего прочего, стало вновь учиться разговаривать со Священноначалием, клиром и паствой Русской Православной Церкви.

Для верующих людей церковное миротворчество 80-х годов не было чем-то необычным, потому что как тогда, так и сейчас оно основывалось на библейских законах, евангельских заповедях и апостольских наставлениях.

«Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним», — призывает нас книга Ветхого Завета — Псалтирь (Пс. 33: 15); «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими», — гласит Евангелие от Матфея (Мф. 5: 9); «Итак будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию», — научает христиан апостол Павел (Рим. 14: 19).

В 1982 году в Москве была проведена всемирная конференция «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы». Этот грандиозный форум не только показал реальные возможности влияния религиозных организаций всей Земли на формирование общественного мнения в вопросах войны и мира, но также стал свидетельством высокого авторитета Русской Православной Церкви в нашей стране и за рубежом. Думаю, что именно с тех пор Советское государство уже с большей осторожностью стало относиться к Церкви.

И хотя накануне празднования 1000-летия Крещения Руси многие чиновники не скрывали своих мнений о том, что это торжество ограничится рамками внутрицерковного мероприятия, величие праздника и его влияние на умы и сердца людей было огромно. Столь огромно, что последовавшее возрождение Святого Православия без преувеличения стало сравнимо с Крещением Руси в 988 году.

Перестройка фактически началась именно с этих эпохальных событий, а не с парт­
конференций, которые прошли шумно и забылись скоро.

20-летие начала так называемой перестройки стало в 2005 году по-своему исторической датой. Как Вы сегодня оцениваете переходный период от советского прошлого к нынешней непростой ситуации? Что он дал Церкви?

— Перестройка, которую советское руководство пыталось совершить во второй половине 80-х годов, была явлением очень противоречивым. Начиналась она во многом как очередная партийно-государственная кампания, и её лозунги, как помнится, поначалу не слишком-то привлекали внимание народа. Думаю, многие прочили ей участь объявленного Хрущёвым коммунизма к концу столетия, население уже перестало подшучивать над откровением властей о том, что «экономика должна быть экономной», вместе с Андроповым ушли и меры по повышению дисциплины в обществе… На первых порах перестройки народ всколыхнула только неуклюжая антиалкогольная кампания. Впрочем, влияние событий в Польше, профсоюзы «Солидарность» во главе с Валенсой и польский Папа уже заставляли задумываться о неизбежности каких-то перемен.

Теперь уже совершенно очевидно, что попытки «перестроить» советскую власть были обречены. Лишь год-другой люди верили, что партия коммунистов способна к «самоочищению»: помню, как во время проведения известной партконференции радиоприёмники и транзисторы были включены и в квартирах, и в транспорте, и в руках у прохожих. Даже в гараже Минского Епархиального управления из динамиков моей «Волги» раздавались взволнованные речи партактива… Все хотели перемен!

Церковь во времена перестройки была занята церковными делами, и прежде всего — подготовкой и празднованием 1000-летия Крещения Руси. Об этом уже много сказано, и я повторю лишь, что это центральное событие 1988 года и его последствия показали, что Русская Православная Церковь жива, и твёрдо стоит на ногах, и остаётся Матерью для миллионов советских граждан, в которых советская власть так и не смогла уничтожить генетическую память о их родовом и национальном православном прошлом. Вспомните, какой огромный интерес в те годы был проявлен к истории Отечества, как люди собирали подписи под призывами переиздать собрания исторических сочинений Соловьёва и Ключевского, Нечволодова и Митрополита Макария!

Наконец, празднование 1000-летия Крещения Руси дало Церкви возможность ввозить в страну, издавать и переиздавать духовную литературу, в первую очередь — Библию, богослужебные книги, жития святых…

О «перестройке» тогдашней власти можно сказать словами евангельской притчи: «Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата… никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут» (Лк. 5: 36–38). Власть не менялась, потому что не была способна к переменам, но менялись люди, в том числе — власть имущие. Помню наши встречи с Горбачёвым, визит Рейгана в Даниловский монастырь; помню и то движение навстречу друг другу, которое совершалось между Церковью и, нет, не столько государством, сколько представителями этого государства.

Уверен, что многие советские лидеры и деятели высших и средних государственных эшелонов не были убеждёнными атеистами. При первой же возможности, когда им за это уже не грозили партийные взыскания, — они поворачивались к Церкви лицом и нередко входили в неё, становясь полноправными христианами.

Помню, как годы спустя, после церемонии открытия мемориала на Прохоровском поле, в кулуарах прозвучало благодарение Богу и Священноначалию за то, что вчерашние гонители Церкви нередко становятся её чадами и не на словах, но на деле доказывают искренность своих убеждений.

Не знаю, многие ли сегодня помнят, что накануне распада Советского Союза был проведён общесоюзный референдум, на котором абсолютное большинство жителей огромной страны высказались за сохранение единого государства. Но их воля была беззастенчиво попрана, и распад державы был совершён предельно узким кругом политических деятелей, почуявших запах личной власти в меньшем, но суверенном государстве. К слову, республиканские политические и экономические элиты в тот момент меньше всего думали о народе: ведь «на местах» предстоял «великий передел» собственности и власти — собственно, в это и вылилась «перестройка» старой системы, потерявшая с годами и доверие народа, и романтический ореол первых лет. Теперь, когда время достаточно далеко отстранило от нас события двадцатилетней давности, мы понимаем, что Чернобыльская ката­
строфа с её трагическими последствиями не без оснований казалась предвестницей грядущих исторических потрясений.

Как складывались Ваши отношения с различными руководителями Белорусского государства за время Вашего пребывания в Беларуси?

— Вы хотите, чтобы я прокомментировал отношения с Вячеславом Францевичем Кебичем и Станиславом Станиславовичем Шушкевичем, когда они находились у кормила государственной власти? Что ж, было немало доброго и в том времени, чтобы вспомнить о нём.

Вячеслав Францевич был первым государственным деятелем на Белорусской земле, который официально встречал Патриарха Московского и всея Руси, также впервые посетившего Белую Русь за всю историю Московского Патриаршества. Святейший Патриарх Алексий II 17 июня 1991 года был принят Премьер-министром БССР с такой теплотой и искренностью, что это явно знаменовало наступление нового этапа отношений Церкви и государства.

Во время наших встреч на разном уровне я чувствовал, что Вячеслав Францевич рад каждой возможности вести нормальный, дружеский и не отягощённый «партийными установками» разговор о Церкви и о нуждах своих верующих соотечественников.

Станислав Станиславович в должности Председателя Президиума Верховного Совета Республики Беларусь был участником празднования 1000-летия Полоцкой епархии и Православной Церкви на Беларуси в сентябре 1992 года. Именно из его уст в присутствии многочисленных представителей Поместных Православных Церквей и белорусской диаспоры официально прозвучали слова о том, что «хрысціянская культура стала рашаючым фактарам фарміравання і развіцця асветніцтва, навукі і культуры на Беларусі».

Церковные торжества 1992 года были проведены с полным уважением к Церкви со стороны государства, и это событие стало своеобразной визитной карточкой тогдашнего белорусского руководства в широком христианском мире. Мне радостно думать о том, что и в те годы, и сегодня наша Церковь помогает миру увидеть нашу страну и наш народ в его истинном свете, не замутнённом плодами всевозможных «политтехнологий».

Сегодняшние отношения Белорусской Православной Церкви с действующим Президентом Республики Беларусь у всех на виду. Нашу страну за время его президентства четырежды посетил Святейший Патриарх Алексий, традиционно принимаемый Главой государства на самом высоком уровне. Ежегодно Александр Григорьевич встречается с членами Белорусского Синода для решения текущих вопросов. Наши отношения с господином Президентом носят искренний и деловой характер: ведь их предметом были и остаются интересы верующего белорусского народа, а это ко многому обязывает обе стороны.

Я всегда официально заявляю, что мы не стремимся быть государственной Церковью. 75 лет мы находились в жарких объятиях государственной власти и знаем цену этим объятиям. Поэтому у нас появляется естественное желание дистанцироваться, но это не значит, что мы выступаем против. Мы ищем человеческих контактов и дипломатических возможностей. И я не встречал, особенно в последнее десятилетие, таких обстоятельств, когда бы власть хотела что-то от меня получить, что-то, что поставило бы передо мной проблему, чтобы власть хотела прикрыться Церковью. Пусть такое положение длится как можно дольше. Я вам откровенно говорю, что мы совершенно свободны в своей церковной и духовной деятельности. Церковь свободна в своей миссии. А все проблемы сейчас в нас: мы нередко сами подаём соблазн и повод для осуждения.

Какие задачи ставит перед собой Белорусская Православная Церковь на перспективу?

— С одной стороны, мы призваны руководствоваться евангельскими словами Спасителя: «Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (Мф. 6: 34). Поэтому Православная Церковь не практикует «стратегического планирования на перспективу».

Однако все наши текущие дела и чаяния, намерения и замыслы подчинены не только тому, как преодолеть повседневные хлопоты земной жизни, но в первую очередь — как сохранить и преумножить в сердцах людей евангельский свет любви Божией. Эта задача имеет очень конкретные и предельно чёткие формы своего выражения и потому требует от христиан, от Святой Церкви предельного напряжения духовных, душевных и телесных сил.

Каковы сегодняшние приоритеты в церковном строительстве — духовное образование, миссионерство, храмоздание?

— Сегодня уже можно смело говорить о внешней стабилизации жизни Церкви — строятся и благоукрашаются храмы и монастыри, налажены структуры духовного образования, служб милосердия, братств и диаконических учреждений. Но всё это сейчас должно наполняться глубоким содержанием: жизнью во Христе, а не только размышлениями о благочестии или созиданием внешних условий для его выражения.

Каждый христианин должен себя спросить: а достаточно ли в наших сердцах христианского содержания, чтобы наполнять православным духом все те храмы и монастыри, классы и аудитории, газеты, книги и журналы, проповеди и беседы, фильмы и мероприятия, которые создаются ныне Церковью?

Энтузиазму внешнего церковного строительства должна сопутствовать более высокая личная ответственность за соблюдение и исполнение евангельских заповедей. Нам нужно учиться быть постоянно открытыми Богу своим сердцем и готовыми принять от Господа всё, что полезно для спасения души, включая скорби, искушения, треволнения. Всё, ибо от Господа исправляются стопы человека, и в результате испытания становятся благом для его духовного возрастания. Во все времена для верующего человека был важен навык непрестанного «хождения пред Богом», как говорится в Писании, и особенно он необходим нам сейчас.

Ведь не секрет, что мы сталкиваемся с внутренними проблемами церковного бытия, которые касаются и церковной дисциплины, и теплохладности некоторых в отношении своих обязанностей как пастыря или прихожанина храма.

В жизни Церкви наступил этап глубокого и систематического изучения богословия и церковной истории уже не на уровне массовых популярных брошюр, но на твёрдом богословском основании. Значительно вырос уровень духовных требований и запросов общества, стало быть, возросла и степень ответственности пастырей и паст­
вы не только перед Священноначалием, но и перед Богом и людьми.

Ваше Высокопреосвященство, до сих пор мы говорили о том, что достигнуто за десятилетия Вашего пребывания на Белорусской земле. Но любому человеку свойственно что-то планировать, хоть мы и знаем, что всё происходит по воле Божией. Чего бы Вы хотели ещё достичь, на какие направления деятельности обратить больше внимания?

— Прежде всего, мне хотелось бы чаще посещать приходы Минской епархии. Но, к сожалению, мои обязанности члена Священного Синода, председателя Богословской комиссии Московского Патриархата, а теперь ещё и руководителя редакционной коллегии «Богословские труды» требуют немало внимания, и мне приходится выполнять эти послушания, урезая свою епархиальную программу, своё служебное и личное время. Правда, время у епископа не делится на общественное и личное. Всю свою жизнь архиерей должен осознавать как время для служения. А посещение прихода — это не административная проверка, как кому-то может показаться, это молитва к Богу «едиными усты и единым сердцем» церковного народа и епископа. Особенно трогательные встречи происходят на тех отдалённых приходах, которые последний раз принимали у себя правящего архиерея почти столетие тому назад.

Вспоминаю своё первое посещение Гродно в 1978 году. Подходя к церкви, я увидел, что по обе стороны дорожки верующие стоят на коленях. Я был до глубины души потрясён, но настоятельно попросил, чтобы они встали и больше так не делали.

К сожалению, наши сельские приходы с каждым годом редеют. Вымирают деревеньки, стареют прихожане. И священнику уже необходимо думать, как организовать жизнь таких малых приходов. Я давно говорю батюшкам: не ждите, пока к вам придут. Хоть это и называется приходом — люди приходят в храм молиться, приходят за советом, приходят, чтобы получить Божию благодать в помощь своей жизни. Но теперь священник должен думать, как он дойдёт до своих прихожан, которые из-за болезни, возраста, отдалённости жилья не могут посетить храм. Эта проблема уже решается с миссионерской точки зрения в России. Создаются передвижные храмы на колёсах, на рельсах и на лодках. Православные миссионеры добираются до самых отдалённых точек. Должны об этом подумать и мы.

Владыка, кого в эти дни Вы вспоминаете и благодарите как своих учителей, наставников в архиерейском послушании?

— В памяти я храню всех наставников, которые трудились в Московских Духовных Школах над нашим образованием и воспитанием. К великому сожалению, скончался мой товарищ и учитель Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим. Он опекал меня с первого курса Семинарии и до конца Академии, помогал и после.

Кого из святых Вы считаете своим покровителем в архиерейском служении?

— В крещении я получил имя Кирилла. И в нашей семье 24 мая, день памяти учителей славянских Мефодия и Кирилла, всегда чтили. Когда я приехал в Беларусь, мне было радостно узнать, что кафедральный собор в крипте имеет престол святых равноапостольных Мефодия и Кирилла.

Когда я принимал монашество, то, естественно, не знал, какое имя мне дадут. У меня и в мыслях не было поинтересоваться этим или попросить себе какое-то определённое имя. Когда с такими просьбами сейчас ко мне обращаются, то я покрываю это молчанием: если ты идёшь в монашество, готов дать обеты, отдать свою волю в послушание старшим, какие могут быть вопросы и пожелания?

Имя Филарета Милостивого было дано мне неожиданно ныне уже покойным архиепископом Саратовским и Волгоградским Пименом. И мне было немножко жалко своего прежнего имени, но я понимал, что это слишком личное чувство. Когда я уезжал из Академии на новое послушание в Германию, то получил великое для меня утешение. Матушка отца Павла Флоренского Анна передала мне икону-триптих, которая хранилась в семье Флоренских: в центре Филарет Милостивый, по бокам архистратиг Михаил и преподобная Евдокия, и записочку, что этот триптих принадлежал святителю Филарету (Дроздову), Митрополиту Московскому (Михаил и Евдокия — его родители). Эта икона с тех пор всегда со мной. Это — главная моя святыня, и все молитвенные воздыхания мои перед ней.

Какие качества нужны современному архиерею?

— Я бы не сказал, что сейчас от архиерея требуется что-то новое. Конечно, меняются времена, настало новое тысячелетие, и нам кажется, что должно быть всё новое, нами руководит чрезмерное стремление к новаторству. Но даже к церковной истории применима пословица «всё новое — это хорошо забытое старое». Самое драгоценное для Церкви — сохранить апостольское преемство. Наш век трагичен расколами, еретическими учениями, потому что мы пренебрегаем основным стержнем — апостольским преданием. Хранить его непросто: только чистотою жизни и веры. Если твоя жизнь, твоё служение адекватно проповеди апостолов, святых отцов, если ты в них находишь для себя постоянную пищу для размышления и духовного существования, «заряжаешься» этой благодатной энергией, тогда ты и современен. Я вспоминаю те времена, когда церковное возрождение только начиналось, когда мы осмеливались впервые открыто говорить о многих исповедниках ХХ века, таких, например, как отец Павел Флоренский. Мы ценили каждый опыт. Сегодня мы купаемся в благодати, в духовной атмосфере, в богословской мысли — всё нам доступно. Но мы перестаём ценить эти дары, думаем, что можем сказать что-то новое. Сказать мы можем, но только в послушании Церкви, на базе того духовного багажа, который нам оставили святые отцы.

Ваш рабочий день, Владыка, наполнен разными событиями, Вас посещает много людей, Вы совершаете поездки по Беларуси и за её пределы. Как Вы преодолеваете усталость, как выдерживаете такой напряжённый график?

— Сам не знаю, но как-то удаётся, хотя годы уже берут своё: и усталость, и некоторые болезни мешают, и уже переживаешь, что завтра, например, в день иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» я вынужден по заповеди врача быть дома.

В наше смутное время, когда духовная жизнь понимается не совсем правильно, когда её пытаются подчинить разным знакам, цифрам, слухам, безосновательным пророчествам, я нахожу большую пользу в духовной литературе. Сейчас особенно глубоко трогают меня воспоминания митрополита Вениамина (Федченкова) и труды архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Владыка Вениамин — представитель ушедшего поколения, он пережил послереволюционные перипетии, побывал на грани раскола, служил в Европе и в Америке, а отец Иоанн — это наш современник, монастырский духовник, можно сказать, затворник. Но я нахожу, что их рассуждения параллельны. Буквально перед сном я открываю последнее издание писем отца Иоанна. Читаю его, и сон уходит, хочется ещё страничку и ещё. И беда в том, что надо немножко поспать. Чтение Слова Божиего и размышлений наших духовных отцов необходимо каждому пастырю. Это как подключение к аккумулятору, это восполнение растраченной за день энергии.